Кот ушел, а улыбка осталась
Шрифт:
Раньше, когда я приходил домой, первым меня всегда обязательно встречал Шкет. А когда я дома, а теперь я дома почти всегда, Шкет все время рядом. Сижу в кресле, он лежит на подлокотнике. Работаю на компьютере, он сидит на письменном столе. Иду в ванную, и он идет в ванную, на кухню — и он на кухню. Когда сплю, Шкет спит в ногах.
У нас в доме два телевизора. Мы с Афоней и Шкетом смотрим свой в нашем кабинете. А Галя и ее собачка Липочка — красавица и капризуля, смотрят телевизор в столовой.
Между прочим. Зон Мирекл Олимпия (для своих собачка Липочка) — лучшая подруга Гали. Они неразлучны,
Если я иду к Гале поговорить, Шкет идет со мной, но в комнату не заходит, стоит в дверях и смотрит на Липочку. Липочка поднимает одно ушко с вопросом: «Кот, а ты здесь зачем?» Шкет зевает и отворачивается: «Не твое собачье дело!» Когда у нас с Галей беседа затягивается, Шкет начинает тихонечко мяукать: «Хватит общаться, пошли домой…» И мы уходим. Шкет чуть-чуть впереди, а я за ним. Зон Мирекл Олимпию Шкет признает членом нашей семьи, но предпочитает держаться от нее подальше.
А своего друга кота Афоню Шкет любит и уважает. Он знает, что Афоня спас ему жизнь. Было это так. Утром рано Афоня пришел к Гале в комнату, начал громко мяукать и повел ее на кухню. (Меня в то время в Москве не было, я на Волге снимал фильм «Фортуна».) Окно на кухне было открыто. Афоня запрыгнул на подоконник и снова начал мяукать. Галя подумала — вдруг Афоня сообщает, что Шкет выпал в окно. Выглянула. Шкета нет. А Афоня продолжает громко мяукать. Галя стала искать Шкета в квартире — нет нигде! Побежала на улицу. К двери парадного прикреплена записка: «Товарищи, у кого выпала из окна кошка, она лежит во дворе, на скамейке». Шкет был без сознания. Галя повезла его в ветеринарную клинику. Ему сделали укол и наложили гипс — лапка у него была сломана. Три месяца Шкет ходил на трех лапах.
Да, Шкет Афоню любит и уважает, но не всегда может справиться с собой. Когда Афоня запрыгивает ко мне на колени, и я начинаю его гладить, Шкет тут же спрыгивает со своего стула и, задрав вертикально хвост, виляя попой, уходит на кухню. А если, не дай Бог, увидит, что я погладил собачку Липочку, забирается под диван и сидит там до позднего вечера.
А был и такой случай. У Афони заболело ухо. Пришел Михаил Михайлович, наш доктор Айболит. Пациенту надо было сделать укол. Афоню держали Галя и Марина. И Липочка стояла тут же, наблюдала. А Шкет с обиженной мордой ходил вокруг, терпел, молчал. А когда и я подошел посмотреть, Шкет не выдержал, что этому старому коту уделяют столько внимания, пролез между ног и укусил Афоню за попу. Афоня возмущенно заорал:
— Мяу!
— Ревность, — сказал Михаил Михайлович. — Давайте котика успокоим.
И Михаил Михайлович Шкету тоже сделал укол. И мы все держали его. И Липочка наблюдала. А Афоня ходил вокруг, молчал. Шкет был очень доволен. Потом целый день прыгал с кресла на стол, со стола на диван, с дивана на дверь, с двери на шкаф. Шкет у нас кот спортивный, гимнаст.
ЭПИЗОДЫ,
Когда я писал книги «Безбилетный пассажир», «Тостуемый пьет до дна», немало эпизодов в них не вошли. Некоторые, потому что казались мне неинтересными, некоторые, потому что я сомневался в их достоверности, некоторые, потому что они про выпивку Про выпивку в тех книгах и без них было достаточно написано, а в этой книге пока про выпивку ничего. Я думаю, можно вернуться во времени и кое-что рассказать.
СЛИВКИ
В 1963 году приехали мы с Вадимом Юсовым в Ригу, поселились в гостинице «Интурист», показали в рижском Доме кинофильм «Я шагаю по Москве». Утром пошли в ресторан завтракать. Несмотря на то что вечером, как бы это сформулировать, засиделись у друзей, Вадим Иванович был как всегда идеально свеж, выглажен, при галстуке и выглядел как американский миллионер из голливудских фильмов тридцатых годов. В ресторане белоснежные скатерти, сверкающая посуда, и у нас полное впечатление, что мы за рубежом. Официант в униформе, с бабочкой, в красной жилетке подошел сразу. Вадим спросил:
— У вас творог есть?
— Да. (У официанта получалось — «та».)
— Можно со сметаной?
— Та.
— А взбитые сливки?
— Та.
— А клубника?
— Та.
— Можете сделать сливки с клубникой?
— Та.
— А пирожные есть?
— Та.
— Какие?
— «Эклер», «Наполеон», «Бизе».
— Давайте «Наполеон». Ну и какао. У меня все.
— Мне — порцию селедки, черный хлеб и сто граммов водки, — сказал я.
— Все?
— Все.
Официант записал в блокнот и пошел. Вадим окликнул его:
— Молодой человек, секундочку! Официант оглянулся.
— Водки не сто, а двести, — сказал Вадим. Официант записал в блокнот и пошел.
— Секундочку, — остановил я его, — не двести, а триста. Запиши.
— Я запомнил, — сказал официант. — Это все? Подумайте.
— Все, — твердо сказал Вадим.
А дальше Вадим Иванович закусывал водку сливками с клубникой и творогом со сметаной.
БРАТУШКИ
В 74 году мы с Вадимом Юсовым в составе делегации, с фильмом «Совсем пропащий» полетели в Белград на кинофестиваль «Фест». В самолете выяснилось, что у главы нашей делегации Владимира Евтихиановича Баскакова (зам. министра кинематографии) сегодня день рождения. И хотя сам именинник был непьющим, мы посчитали, что грех не открыть «Столичную» и не выпить за его здоровье. Что мы и сделали. Прилетели. Оформились в гостиницу, получили ключи. Мы с Вадимом оказались на одном этаже.
Когда поднялись в лифте на второй этаж, я протянул лифтеру доллар.
— Спасибо, не надо, сербы — русские братья, — сказал лифтер.
Вышли из лифта.
— Ну что, отдыхаем или?..
— Отдыхаем, — принял решение Вадим.
Мы попрощались и разошлись по своим номерам. Через пять минут стук в дверь — коридорный с тележкой. На тележке два чемодана.
— Который ваш?
— Коричневый, синий моего друга, он в 14-м номере.
— Я знаю, — он внес мой чемодан в номер, поставил посреди комнаты. — Приятно отдохнуть.