Кот в малиновом тумане
Шрифт:
Ориентируясь по ней, Темпл подошла к окну и обнаружила Луи, сидящего на маленьком резном столике из светлого дерева и играющего с жалюзи, просунув массивную лапу навстречу солнечному свету.
Окно не было закрыто ставнями, как она думала. Это были именно жалюзи — старинные, с широкими деревянными планками, рядом с которыми их современные узенькие пластиковые или металлические подобия выглядели просто жалко.
Но жалюзи — это чепуха! Темпл пошарила сбоку от окна, нашла шнур и потянула. Деревянные планки приняли горизонтальное положение,
Темпл осмотрела комнату, в которой Джерси Джо Джексон заключил свою последнюю сделку. Говорят, ко времени своей смерти он вел жалкую жизнь без единого пенни, постаревший, всеми покинутый, превратившийся в тень самого себя.
Она прошлась по ковру, разглядывая вещи, которые окружали при жизни покойного Джерси Джо. Покачала головой у абажура — он представлял собой имитацию женского корсета, отделанного алым кружевом. Сюрреализм в поздних сороковых, похоже, проявлялся в прикладных искусствах.
Яблочно-зеленые шелковые шторы ниспадали широкими ровными складками по сторонам окна. Шелк все еще не выцвел, и блестящие складки напоминали античную колоннаду. Верхняя филенка была обтянута таким же шелком и загибалась на концах, точно ионическая капитель или модная прическа сороковых годов. По ассоциации с высотой и классической строгостью Темпл не могла не вспомнить лейтенанта Молину.
Полуночник Луи, так успешно привлекший внимание хозяйки к жалюзи, покинул столик и разлегся на диване, обтянутом шелком цвета шартрез. Теперь, при свете дня, зрачки его изумрудных глаз сузились до тоненьких щелочек.
Темпл продолжала разглядывать комнату, все больше понимая, почему номер 713 назывался «Обителью Призрака».
Мебель сороковых годов была странной смесью современных светлых оттенков дерева с традиционными формами восемнадцатого века. Резные гнутые ножки диванов, кресел и столиков казались позолоченными в свете послеполуденного солнца, но на самом деле они были выкрашены в серебристо-белый цвет. Вот шкаф между окнами был из натурально светлого дерева, не крашеного, а покрытого лаком.
Ковер, напротив, был темным, видимо, чтобы светлые ножки мебели лучше смотрелись на нем. Темпл оглядела узор — море темно-зеленых листьев и сиренево-алых экзотических цветов. Можно было подумать, что прохаживаешься по лилиям Моне.
Светлый письменный стол стиля «Шератон» был придвинут к стене напротив двери. Темпл подошла к нему, топча лилии, и включила «банкирскую» лампу под продолговатым зеленым стеклянным абажуром, нависающую над обитой зеленой кожей столешницей с золочеными шляпками гвоздиков.
Ее не удивило, что все лампы включаются — номер был нетронут, но не заброшен.
Дыхание тридцати или более прошедших лет наполняло неглубокий средний ящик стола. Старые банковские книжки, стянутые иссохшими резинками. Марки, такие старые, что
Темпл удивило обилие огрызков карандашей — коллекция, собранная во времена, когда еще не было шариковых ручек и фломастеров. Блестящие трубочки чернильных авторучек «Истербрук», популярных в пятидесятые, раскатились под пальцами, когда она сунула руку поглубже в ящик.
Она нашла письмо на имя Джерси Джо Джексона, написанное на выцветшей розовой бумаге и подписанное: «Мона». Содержание было демонстративно сухим, и обратный адрес отсутствовал.
Темпл придвинула поближе изящное кресло и опустилась на сиденье, обитое темно-зеленым шелком в сиренево-алых цветах, слегка разбавленным тоненькими полосками цвета шартрез.
Пыль и ржавые скрепки скопились по углам ящичков, кем-то выстеленных такими же обоями с узором из листьев бамбука, какими были оклеены стены. Темпл могла поспорить, что это сделал не Джерси Джо. Никто, носящий имя Джерси Джо, просто не мог заниматься выстиланием ящичков обоями.
Она нашла связку крохотных ключиков, из тех, которыми запирали чемоданы в другой эпохе. Они могли подойти к женской шкатулке с драгоценностями, к декоративному замочку дневника, к маленькому сейфу или потайному шкафчику. Они звенели, точно ювелирные украшения, и могли выглядеть шикарно — выражение из сороковых, да? — на современном серебряном браслете.
Интересно, что могли открывать эти хорошенькие лилипутские ключи? Почему известный бандит и мошенник, крысятник, укравший половину добычи у своих, хранил их? Неужели ни у кого в этом отеле не возникло ни малейшего любопытства?
Комната хранила торжественное молчание.
Темпл достала из ящичка нечто, не слишком подходящее к остальному содержимому: католическую карточку с изображением какой-то святой — позолоченные уголки, стершийся позолоченный нимб, напечатанный несколько набекрень. Текст на обратной стороне сообщал о кончине некоего Гарольда Линча 18 октября 1943 года. Бедному Гарольду было всего тридцать три. В дальнем правом углу ящика, точно сдутый шарик, лежал шелковый белый носовой платок. Несколько красных игральных фишек валялись поверх пыльной бумаги, как потерянные пуговицы.
Более глубокие, но меньшие по размеру ящички по краям стола содержали в себе коробочки со скрепками, резинками для стягивания счетов и банковских книжек, а также колоду карт с отлично отпечатанными красочными изображениями девушек в стиле пинап с очень длинными волосами и ногами.
— Ай! — Темпл нашла россыпь ржавых кнопок.
Она сердито захлопнула неудачный ящик и стиснула палец, выдавливая каплю крови из ранки, такую же ярко-алую, как цейлонский рубин.
Она встала и отправилась в соседнее помещение, ища ванную.