Котел
Шрифт:
В зале появился президент, и совещание началось.
Первый вопрос он задал председателю Объединенного комитета начальников штабов.
– Какие силы мы можем бросить в Европу незамедлительно?
Рид Галлоуэй с готовностью доложил:
– Мы имеем возможность перебросить по воздуху 101-ую и 82-ую дивизии в Гданьск.
Хантингтон понимал, что скрывалось за этими цифрами. Для перемещения только одной бригады 101-й дивизии потребовалось бы поднять в воздух до пятисот боевых вертолетов и других машин.
Во время памятной всем операции "Буря
– А как обстоят дела с морской пехотой?
На вопрос президента ответил офицер штаба тактических операций флота, худощавый, весь пропитанный океанскими ветрами и солеными морскими волнами, профессионал-моряк, с явственным акцентом урожденного бостонца.
– Транспортные суда подготовлены для переброски двух дивизий вместе с тяжелой техникой. Вся операция займет время от восьми до десяти суток.
Занявший место рядом с президентом Терман легким покашливанием напомнил о себе.
– В чем дело, Харрис?
Государственный секретарь состроил самую серьезную мину.
– Я бы воздержался от немедленной отправки транспортов. До полного выяснения ситуации.
– Выражайтесь точнее, сэр.
– Хорошо, мистер президент. Я буду предельно откровенен. Мы направляем наше ценнейшее достояние – людей – в зону, контролируемую ядерными средствами Франции. Медленные и громоздкие транспортные суда, заполненные людьми и техникой – соблазнительная мишень для отчаявшихся политиков и военных стратегов. Согласитесь со мной, мистер президент... Дразнить буйно помешанных, сбросивших смирительные рубашки, разумно ли это, сэр? Прежде, чем выпустить первые суда из гавани, я предлагаю добиться от Парижа твердых заверений, что ядерная атака не повторится!
Чуть слышный шепот нарушил тишину, воцарившуюся в зале после выступления госсекретаря. "Изоляционисты" явно разделяли его точку зрения.
– Опять ждать? Опять плестись в хвосте стада и глотать пыль, вонь и дерьмо?
Хантингтон твердо решил держать рот на замке, но не смог удержаться. Он и сам не ожидал, что с его уст сорвутся такие грубые слова.
– Как нас обзывают поляки... и все, все, все... У каждого из народов Европы в языке достаточно крепких выражений... О, боже... – Хантингтон осекся и распластался в кресле, пронзенный болью в груди. Он услышал, как президент распорядился.
– Врача! Немедленно!
Очнувшись примерно через час, Хантингтон с неудовольствием обнаружил, что находится в стерильно белом помещении и в плотном окружении белых халатов. В его обнаженную грудь впились какие-то резиновые присоски, от них куда-то в пространство уходили провода. Он разжал губы и спросил:
– Ну и что? Где я?
Френсис Пардолези, личный врач президента, ответил тотчас же:
– На
Он пошуршал над беспомощно лежащим Россом длинным свитком бумаги, только что выползшим из электронной машины. Он манипулировал им, как древнеегипетский жрец свитком из папируса.
– Вам огласить сейчас ваш диагноз или?..
– Лучше положите его со мной в мой саркофаг, – сказал Хантингтон и закрыл глаза. Боль отпустила его, и он отдыхал.
– Ваше последнее желание будет исполнено, сэр, – жизнерадостно откликнулся врач. Все вокруг были так озабочены и деятельны, их белые одеяния порхали, как крылья ангелов. Хантингтон понял, что на этот раз "снаряд" пролетел мимо и ему еще придется помучиться и поработать на этом свете.
– Мы на войне, доктор. Поэтому верните мне мою форму – рубашку, галстук и пиджак.
– Парочка дней отдыха вам бы не повредила.
– А вы мне можете гарантировать, что ничего не случится за эти два дня?
– Я не волшебник Мерлин!
– Зато вы Гиппократ и Парацельс. Спасибо вам, мистер Целитель.
– Оставьте мне ваш автограф, мистер Хантингтон. – Врач протянул ему листок бумаги с напечатанным текстом. – Подпишитесь там, где я поставил галочку.
Росс удивился.
– Что это?
– Формальность, сэр. Обыкновенный бланк АМА.
– Что значит АМА? – нахмурил брови Росс.
– Аббревиатура Американской Медицинской Ассоциации. Ваша подпись подтвердит, что больной сам, в здравом уме и памяти, отказался от дальнейшего излечения.
– Если я подпишусь, а потом отдам концы, моя семья не предъявит вам никаких претензий...
– Вы ловите мои мысли на лету, сэр.
Росс поставил свою подпись не раздумывая.
Приоткрыв дверь, в палату заглянул президент.
– Как дела, Фрэнк?
– Мы вернули мистеру Хантингтону его любимый галстук, – отрапортовал Френсис Пардолези.
Президент тактично остался стоять у двери, пока Росс одевался.
– Мне не хотелось бы, чтоб мои друзья превращались в "камикадзе". Расслабься, Росс.
Хантингтону не понравилось, что с ним обращаются, как с ребенком, подхватившим простуду во время игры в футбол на школьной площадке.
– Давайте забудем про этот инцидент, – сказал он. – Мистер президент, вы нашли время подумать о моем проекте?
Президент был несколько обескуражен таким стремительным переходом от пустой беседы к насущным делам.
– Вы считаете, что УНБ недостаточно компетентен?
– Нет, сэр, но...
Они вышли в коридор, плотно закрыв за собой дверь медицинской палаты.
– Скажи мне, Росс, честно – ты плетешь свою сеть?
– Не совсем так, мистер президент, – улыбнулся Хантингтон. Но скрытый подтекст явно читался в его усмешке.
– Я не вмешиваюсь в твои дела, я не проникаю в твою тайну. Я только выслушиваю здравые и разумные суждения... Мой совет – отдохни в мягкой постели в гостевой комнате Белого дома... у меня под боком. Вместе мы дождемся донесений и выводов нашей разведки, а тогда...