Котёл

Варгаши Ласло

— Идем, а куда деваться-

Буткевич открыл своими ключами с первого раза и отдал ключи Кролику и во время передачи поцеловал Кролику руку. Кролик полез в карман и достал десять рублей, меньше одного доллара.

— Извини, брат, Мойша, больше не могу, в стране тяжелый экономический кризис, сам понимаешь. Заплату сам себе урезал, а левых поступлений нет, уже давно не было, бизнесмены боятся: премьер все же а не х… собачий.

— Спасибо, ничего мне не надо, великий, мудрый, несравненный, добродушный, брат по крови, хотя, если честно, то мне нужна от тебя одна маленькая услуга: всего лишь пять минут внимания, а дальше решай, как поступить, я не обижусь ни капельки. Пердупреждаю:

мое предложение о судьбе нашей многострадальной страны. Это предложение беспокоит меня и днем и ночью, я даже мацу не могу отведать.

— Мацу- Так ты — свой- Так бы и сказал. Говори, не стесняйся, я записывающее устройство включать не буду, можешь не беспокоиться.

— Начну с самого главного, без предисловий. Стране крайне важно полностью изничтожить население Донецка и Луганска. До единого. Это лишние рты, они никому не нужны. В этом случае наступит мир, американцы получат возможность приступить к бурению скважины, а сын Бадена, не помню, как его зовут, получит работу. Ну, как-

— Ты, Мойша, думаешь точно так же, как я. Мне пока неудобно озвучивать для моего населения, чтоб меня не обвинили в геноциде против собственного народа, а тебе неизвестному холую, который хочет выбраться из болота и стать в ряды великих сынов Израилевых в самый раз. Может, я тебя раскручу, но то место, на которое я сажусь должно блестеть.

— Рад стараться. Только эту идею должен поддержать великий Пердуске. Пойдем к нему и вы вдвоем выслушаете мою идею. Надо же получить согласие, одобрение, должен быть подписан Указ, либо я от вашего и его имени объявлю на заседании совета Обороны.

— Ах ты Мойша — Помойша! Ты жук еще тот…, каких свет белый не видел. Ты далеко пойдешь. Но помни, место, на которое я сажусь, должно блестеть.

— Шалом, Кролик!

Кролик извлек мобильный телефон из трусов. Золотой, блестящий и нажал на букву П.

— Пердуске, шалом, дорогой. Кролик прыгает вокруг твоей персоны. У меня сидит наш человек, у него гениальная идея. Такая идея бродит только у сына Израилева. Примешь нас- Меня он очаровал. Честно. Десять минут и мы у тебя.

Пердуске находился в двойном положении. С одной стороны западные друзья не раскошеливаются, а только дают обещания. А экономика страны трещит по всем швам. Не хватает денег на закупку касок и бронежилетов; кончается газ, в домах нет теплой воды; его конфеты в России больше не покупают, прибыль катастрофически падает. Но с другой стороны… все его знают, и он всех знает: у каждого шваба на западе есть его телефон, и у него есть номер телефона каждого шваба. Но на первом месте номер Бардака, его духовного отца и отца всех народов. На любом канале телевидения, не только на своем собственном, его ждут, как дорогого гостя и отца нации. Чего, собственно, ему еще не хватает- Разве что не взял Бога за ноги. Но время еще впереди, он это непременно сделает. Это будет тогда, когда Украина станет во главе всех наций, когда они поменяются с Бардаком местами.

На этой последней мысли, такой радостной и перспективной, широко открылась дверь его кабинета, и на пороге появился улыбающийся долговязый Кролик, а за ним, скрючившись, прижимая руки к туловищу, прижав подбородок к груди, семенил неведомый брат по крови Буткевич. В одной руке он сжимал газету с его статьей «Уберем лишних».

— Здорово, братец, — громко произнес долговязый Кролик и без приглашения, плюхнулся в кресло. — В нашем полку прибыло. Этот хлюст, не смей садиться в кресло без приглашения лидера нации. Это тебе не цыганский табор. Так вот, этот хлюст принес газету со статьей «Уберем лишних». Имеются в виду все жители Донецка и Луганска.

— Так мы их и так убираем, в чем дело- спросил

Пердуске.

— Дело в том, что Биткович…

— Буткевич, у-у-у, — не вытирая слез произнес философ.

— Тогда просто Хлюст. Дело в том, что этот хлюст предлагает изнистожить полностью население Донецка и Луганска, как лишнее, убрать как мусор, поскольку нам это население ни к чему, да и никому оно не нужно.

— А все к этому идет, — сказал президент и как-то идиотски улыбнулся. — Население само этого хочет. Когда наши ракеты отдыхают, когда фосфорные снаряды не успевают подвозить, террористы сами себя уничтожают. Их главари запускают ракеты в детские школы, больницы, дома престарелых, в толпы беженцев, рвущихся в Запорожье и Одессу, да и москали — снайперы прицельным огнем их отстреливают. Где ты откопал этого Буткодовича- Он не только хлюст, но еще и провокатор, он вздумал старую идею обратить в нечто новое, необычное и нас с тобой одурачить.

Президент вдруг покраснел, нажал потайную кнопку и стукнул кулаком по столу-

— Не позволю!

Вошли два вооруженных охранника.

— Арестовать Биткодовича, выбить из него признание. Российский шпийон!

25

Валик Колокольчик, тридцати лет, отслуживший когда-то в армии в соседнем селе, вспоминал службу, как драку после пьянки и если бы его спросили, хотел бы ты служить по контракту, он бы ответил просто: никогда. Тогда, на срочной службе, он ухаживал за стариками, сидел на пшонной каше и гороховом супе, пил грязную воду, подсоленную чайной пылью. Благо жена поддерживала. Год он как-то перекантовал и вернулся в семью.

А когда земляки рехнулись, начали рвать чубы друг другу, а потом взялись и за оружие, последовала команда призвать в армию всех от 18 до 65 лет, он драпанул в Россию на заработи.

Такую команду дал Пердуске-Хальцман по совету американского президента Бардака Оммамы, поскольку Пердуски не решался самостоятельно, без разрешения Бардака даже сходить к кому-то в гости. Поскольку мужчины от 18 до 65 лет не желали просто умирать на востоке, отказывались от призыва, любыми путями игнорировали указ президента о всеобщей мобилизации, то призыв пришлось разбить на несколько этапов опять же по указке Бардака ирз-за океана. Первая волна оказалась самой успешной. Из запланированных пятьсот тысяч военкоматы набрали пятьдесят человек. Схватили их, связали и в машину, закрытую брезентом.

Ребята, кто в сапогах, кто в домашних тапках, кто в кепке, кто вовсе без кепки, с куском хлеба и вареным яйцом в кармане, отправились на войну. Самое главное, чего у них не было — знаний материальной части, они сначала нажимали на кнопку, а потом на затвор, а пистолет держали дулом к животу. Через трое суток их накормили пшенной кашей без масла и соли и погнали на передовую. На передовой они выглядели как снопы на кольях.

Сепаратисты, террористы, просто их, бедных, сожгли. Вояки вернулись в родные места в гробах. Эти гробы как бы говорили матерям из Галичины: пожелаешь убить ближнего- сам убит будешь.

Великому, мудрому Пердуске-Хальцману пришла в дурную голову еще одна умная мысль: запустить вторую волну мобилизации. Он тут же ее согласовал с Бардаком. Карандаш в руках, бумага на столе, машинистка рядом, и новый указ вылупился, как очередной щенок от матери суки. Пердуске подмахнул и отправился в сауну, к проституткам. А указ о мобилизации в народ! Проучим москалей, айда на восток, — закричало все мужское население запада, а что касается восточных бойцов из Запорожья, Харькова, Днепропетровска, те стали обращать свои взоры на Коломойшу, который платит за каждого убитого десять тысяч долларов.