Котёл

Варгаши Ласло

Но вторая волна мобилизации прошла так же бесполезно, бездумно, с большой кровью, как и первая. Но теперь матери организовались: ни одного сына в армию. Это не армия, это мясорубка. Кому она нужна эта мясорубка-

После второй неудачной мобилизации и ее эффективности на фронтах, Бардак решил приоткрыть долларовый карман Америки, но конгрессмены тут же прикрыли эту лавочку, и украинская армия получила вторую подачку в виде приборов ночного видения, новых бронежилетов, которые не пробиваются пулей, выпущенной из-за угла. А Пердуске настолько обрадовался, настолько пришел в необычное состояние, что начисто забыл о первых двух волнах мобилизации, а коли так, он морально подготовил себя к изданию третьего указа.

Третья волна мобилизации оказалась самой трудной и непродуктивной.

Валик приходил ночевать только в два

часа ночи, а утром, с рассветом, с авоськой в руках, отправлялся далеко, желательно в лесные массивы, где гуляли только белки. Спустя несколько дней в лесах появлялись молодые люди тоже с авоськами, в которых прятали кусок хлеба, да кусок сала или колбасы и бесцельно бродили, считая деревья — ели отдельно, сосны отдельно. Потом сходились, знакомились друг с другом, переходили к взаимно интересующим друг друга разговорам, которые сводились к одному: стоит ли идти, умирать за интересы Пердуске-Хальцмана, Коломойшу, Кролика — Яцека и Юлю Капительман. Стоит ли убивать родных братьев- Если на небольшой городок определялась цифра в 1500 человек, то набирали (отлавливали, как овец) 150. И это было огромное количество, но Хальцман проявлял недовольство и свою обычную жестокость: он стучал кулаком по столу, произносил: не позволю, выкатывал глаза (в это время больше всего смахивал на Хальцмана), увольнял военкомов и даже предавал их суду за саботаж. Он ловил себя на том, что ему, тяжело управлять хохлами: упрямые, придурковатые, карьеристы и продажные шкуры. Это с одной стороны, а с другой…их не жалко. Пусть убивают друг друга и чем больше, тем лучше. «Если Ленин ненавидел рхуских, то я ненавижу украинцев, тяжелые люди. Обязательно нагадят тому человеку, кто сделал для них добро. В моей администрации пятьсот шестьдесят три человека, а евреев только пятнадцать. Вот почему у меня беспорядок. Надо все поменять. Другое дело у Кролика, в его Кабмине еврей на еврее сидит и евреем погоняет, и результаты видны, а у меня — содом, а не администрация президента».

Вошла секретарь и доложила: Пинчук на проводе, возьмите, пожалуйста трубку.

— Сара! пока я говорю с этим человеком, ни с кем не соединяй.

— А если Бардак-

— Но ты же знаешь: если Бардак на проводе, меня из туалета вытаскивай и бруки застегивай.

— Шалом! — произнесла Клара и скрылась за дверью.

Предчувствуя приятный разговор с собратом, Хальцман потер руки и схватился за телефон.

— Шалом Пердуске-Хальцман! Как ты позываес- Давно был в борделе-

— Я не очень люблю туда ходить, там одни хохлушки, а мне хотелось бы своих, израильтянок, ух, горячие девки. Я помню свою жену до родов. Огонь баба. Теперь уже сдала. Роды, аборты, да и врачи гинекологи ковыряются там так, что потом не узнаешь, то ли женщина, то ли кобыла.

— Пердуске- Хальцман, что же ты молчал, безголовый- Сказал бы я бы давно еврейский гарем организовал. Словом, я этим займусь в ближайшее время. Я чего звоню-то- Мне надо позаботиться о своем тесте Леньке Кучме, бывшем президенте. Найди ему какое-нибудь занятие. Скучает старикашка. Все время морочит мне голову от безделья. То ему не так, это ему не так и как я заметил недавно все ближе и ближе ко мне подбирается. Я не очень верный муж, может моя супруга отцу жалуется. Или, может, от безделья. Сделай, браток, я в долгу не останусь.

— Сделаю…

— А что именно-

— Включу его в комиссию по переговорам с сепаратистами, при участии России и какой-то крысы из ОБСЕ. На днях они соберутся в Минске у Лукашенко. Этот форум — полная ерунда. Чтобы они не решили, я буду мочить сепаратистов как дохлых крыс. А комиссии пусть заседают. Если ты заметил, я всегда говорил: с прекращением огня на Донбассе согласен и тут же звонил министру Галетею: мочи их, гадов. Такие вот дела, ничего не поделаешь. Выдели миллиончиков пять на бронежилеты. Все, бывай.

Мягкое кожаное кресло часто надоедало Хальцману: жирные ляжки и упитанный зад так впивались в кожу, что ненормально циркулировало кровоснабжение и ноги деревенели. И сейчас произошло то же самое. Он поднялся, походил по просторному кабинету и чтобы не впасть в скуку стал гундосить мотив какой-то древней еврейской песни.

Дверь вдруг приоткрыла Сара.

— Чего тебе, кукушка-

Кролик оборвал провод. Замотал, паршивец долговязый.

— Нравится, да-

— Мне нравитесь только вы.

— Правда- Ты готова доказать это в постели-

— Хи-хи-хи,

где угодно. Только взамен тухли.

— Не тухли, а туфли. Когда ты станешь правильно выражаться- Сосать будешь-

— Что значит сосать- Лягу, а вы работайте, как полагается. У евреев не принято сосать. Понятно-

— Тогда все. Традиционный секс меня не интересует. Не мешай, я пообщаюсь с Кроликом.

26

Кролик, как и Юлия Капительман, обладал даром говорить бесконечно долго и много, слова из его кривого рта сыпались, как горох из дырявого мешка, но в отличие от Юлии, невероятной пустобрехи, выражал свои мысли четко, логически последовательно и потому они казались убедительными. Но это была та же брехаловка и чтобы ее понять так сразу, не зная Кролика, было не совсем легко. Бывает же такое: сидишь, слушаешь, раскрыв рот, восторгаешься словесным поносом, а итога — кот наплакал. Он запросто мог доказать придурковатым мазурикам, что урезание всех социальных программ, практически бесконтрольное повышение цен на продукты питания, отсутствие горячей воды и прочие социальные «блага» двадцать первого века, в интересах самих граждан. И эти блага им может предоставить тольько бдемократическое правительство во главе с ним Яцеком. Удивительно то, что злопамятные хохлы не накапливали на него свои обиды, хотя на практике убеждались, что вчерашние посулы хитрого долговязого, криворотого тут же, сегодня же, обращались в непреодолимое зло. И это происходило потому, что сегодня он уже выдвигал новые идеи, еще более губительные, вплоть до того, что мы своих же и убиваем. А чтоб убить больше, чтоб не испытывать жалости к старикам и детям, чтоб не было потом мороки, надо помнить, что эти деяние есть ничто иное как благо. Но для всего этого надо посылать своих детей на восток, надо сбрасываться на содержание армии, ввести полуторапроцентный налог на все виды зарплат и возможно нищенских пенсий. И подданные рабы, лишившиеся рассудка, вопили: хай, хай, хайль!

Слабоумный, но более жестокий Хальцман, в тоге президента, не обладал такими качествами. Он блистал единственной отличительной особенностью — стучать кулаком по столу и рявкать: не позволю. И тогда раздавался гром аплодисментов. У хохлов, как и у русских Бог отнял разум. В 17 году в Петрограде было точно также: кривоногий, криворотый, шепелявый, но такой же жестокий Ленин покорил огромную Россию и упражнялся потом в методах ее уничтожения. Сначала отдал немцам миллион квадратных километров земли русской, потом подарил Украине Малороссию. Потом затеял братоубийственную войну, потом брал целые кварталы в заложники и расстреливал в подвалах, потом выслал интеллигенцию, разорил церкви и монастыри и…всего не перечислишь, но за эти злодеяния русские люди объявили его земным богом, а труп поместили в Мавзолей. А чтоб труп не издавал «благовония», долго варили в огромном котле, наполненном травами.

И вот только что Кролик решил доложить свою идею Хальцамну, он уже не мог совладать с ней, эта идея распирала его, мешала ему работать.

— Пердуске-Хальцман, дорогой собрат, шалом, шалом, как ты позываес? Не могу жить, не могу дышать, так распирает все мое нутро, родившаяся во мне идея три дня тому в два часа ночи.

— Докладай, дорогой Кролик!

— Нас, израильтян, маленькая кучка на украинской земле, но мы, наш дух, наша воля, наш разум, покорили эту землю, мы загнали умы этих придурков хохлов в состояние стопора и можем делать с ними все, что угодно. Ведь если мы заставили соседа убивать соседа, если мы заставили сына пойти на отца своего с оружием в руках, значит мы добились многого. Не так ли, дорогой Пердуске-Хальцман-

— И еще мы посеяли семена ненависти между дураками славянами. На много столетий вперед. В наших руках вся экономика — шахты, заводы, фабрики, полезные ископаемые, само население мы превратили в послушных рабов, а теперь преподнесем все это быдло американцам на блюдечке с голубой каемочкой. А теперь скажи конкретно, суть твоей идеи.

— Давай соберем нашу диаспору и пройдемся по полям сражений Донбасса и Луганской области. Я позвоню в Израиль и предложу им моим знакомым принять участие в этой церемонии. Мы могли бы одеть военную форму, нацепить генеральские погоны и выглядеть на опустошенных полях генералами — победителями. Все это может быть заснято на пленку и продемонстрированы на весь мир… на радость всем.