Котовский (Книга 1, Человек-легенда)
Шрифт:
"Русские в тылу!
– разнеслась весть среди немцев.
– Измена!"
Началось что-то невообразимое. Немецкие солдаты бросали оружие и бежали. Офицеры кричали, пытались восстановить порядок. Куда стрелять? Как отбиваться?
Беспорядочная стрельба обнаружила так умело подкравшуюся немецкую пехоту. Таганрогцы успели подняться и пошли в атаку. Котовский в эту ночь понял, что в бою успех решает не количество штыков, успех решает находчивость и внезапность удара.
Таганрогцев спасли разведчики. Котовский же извлек из всего этого практические уроки,
В полк пришло пополнение - солидные люди, много бородачей. Котовский обрадовался землякам, были даже из Кишинева.
И здесь Котовский встретился с людьми, которые сразу же ему понравились. Особенно он сблизился с одним. Фамилия его была Ковалев, звали его Иван Михайлович. Был он удивительно спокойный, невозмутимый человек. С ним спорят, горячатся, поднимают невероятный крик. Он выслушает и потом как начнет резать - обстоятельно, веско, толково - и в то же время спокойно ответит на каждое возражение и так расскажет, что только из упрямства можно с ним не согласиться. Он говорил и ребром ладони по колену себя ударял, это у него привычка была:
– Русский солдат - такого другого нет и не будет. Но до чего же бездарна ставка верховного главнокомандующего! Солдат у нас замечательный, а правительство ни к черту не пригодно, и давно пора бы его прогнать.
Ковалев улыбнулся:
– Царя прогнали. А может быть, и еще кого-нибудь прогоним? Сами судите, товарищи: война-то выгодна только терещенкам да родзянкам. А что, если им тоже по шеям?
Все рассмеялись: отчего бы и нет?
Оказывается, и внутри Совета шла отчаянная борьба, в Исполнительном комитете засели меньшевики, они поддерживали Временное правительство, уговаривали сражаться до победного конца и преследовали большевистскую пропаганду.
Котовский сам видел одного такого: приехал в Таганрогский полк и часа полтора кричал до хрипоты, причем можно было понять только отдельные фразы:
– Я призываю вас к классовому миру!.. Забудем распри!.. За оружие, солдаты!.. Победа над внешним врагом принесет свободу!
"И чего он вихляется?
– думал Котовский.
– И зачем кричать? Даже жилы на шее вздулись..."
Он не мог дослушать до конца оратора и вышел из помещения. А там выступали большевики; приезжий оратор не нашел лучшего выхода, как требовать, чтобы большевиков арестовали. Солдатам это не понравилось, они освистали оратора, он сел в машину и уехал, заявляя, что будет жаловаться.
2
Весть о победе Великого Октября, о событиях в революционном Петрограде докатилась до Румынского фронта, до городов и всей Молдавии.
Рабочие Кишинева вышли на улицу с плакатами, приветствовавшими Советскую власть. Представители буржуазной молдавской национальной партии спешно сколачивали свой орган - Бессарабский краевой совет.
– Мы должны создать свое государство!
– ораторствовал на заседаниях этого нового органа власти помещик Херца.
– Нам поможет великая королевская Румыния. Что касается этих... большевиков... то, как говорится в английской газете "Таймс", "большевизм
В эти же дни о событиях на улицах революционного Питера, о взятии Зимнего дворца, о Смольном, о Ленине рассказывал солдатам своего полка вернувшийся со Второго съезда Советов Ковалев. Он был полон воодушевления, глаза его лучились, голос звенел. Он привез принятое на съезде воззвание "Рабочим, солдатам и крестьянам!"
– Представляете, товарищи, - рассказывал он, - съезд заседал всю ночь с двадцать пятого на двадцать шестое октября, и мы даже не заметили, как пролетело время!
Котовский выспрашивал Ковалева:
– И Ленин выступил? Расскажите все подробно! Как он выступил, к-какой он из себя? Нет, вы уж все, с самого начала: как приехали в Питер, как пришли в Смольный... Ага! Костры, говорите, на улицах горят? Холодный день? И броневиков много около Смольного? И пулеметы в чехлах у подъезда?
Ковалев много и охотно рассказывал. Даже о том, что Керенский бежал из Гатчины, переодетый сестрой милосердия, даже о том, как меньшевики и эсеры демонстративно ушли со съезда, а им кричали вслед: "Дезертиры! Лакеи капиталистов!"
Котовский был необычайно взволнован. Он слушал, он ловил каждое слово Ковалева. И наконец сказал:
– В-вот оно, главное, вот оно, настоящее. И как просто и ясно: отдать народу землю! Ведь это понятно к-каждому, правда ведь, Иван Михайлович? Отдать землю крестьянину! Рабочим и крестьянам взять власть в свои руки! А как быть с армией? Распустить? Отказаться от наследства, которое оставил проклятый царизм? Старая армия, старая полиция, старые чиновники... Ведь никак нельзя в старую посудину лить новое вино? А? Как вы считаете, Иван Михайлович? Новую надо армию создавать? Совсем новую, не похожую ни на какие другие!
Долго они сидели.
– Вот видите!
– воскликнул Котовский, - мы тоже не заметили, что пролетела ночь, как и на том съезде! Вы не сердитесь, что я вас так расспрашиваю. Для меня это очень важно. Я прожил длинную и, сказать по правде, горькую жизнь. Только сейчас и начинаю жить. Только сейчас и родился. Мой год рождения - тысяча девятьсот семнадцатый год!
Таганрогский полк и дивизия в целом отправили в адрес Петроградского Совета приветственную телеграмму:
"Посылаем свой горячий привет истинным защитникам и поборникам свободы, революции и мира - Петроградскому Совету рабочих и солдатских депутатов. Мы заявляем, что поддержим его силой штыков".
Котовского избрали в полковой комитет. Котовский ушел с головой в новые заботы. Он не умел делать ничего наполовину. Вскоре он был уже председателем полкового комитета. Шла подготовка съезда. Дня не хватало, чтобы справиться со всеми вопросами, побывать в частях, разобраться в конфликтах, провести беседы и митинги...
Армия была как кипящий котел. Все бурлило, все волновалось.
Галац. Румынский южный городок. Черепичные крыши и узенькие улицы. И холодный осенний ветер. Флотский арсенал, корабельная верфь и двадцать три церкви. Примечательный городок.