Котовский (Книга 1, Человек-легенда)
Шрифт:
Не всем матерям удается обнять перед своей смертью дорогих сыновей. Но ведь настанет же такое золотое время, когда затихнут орудийные залпы, опустеют окопы и люди разойдутся по домам для радости, для труда, для любви и простых повседневных забот? Тех, кто хочет войны, небольшая горсточка, а мира хочет весь мир. Столько на свете прекрасных вещей! Зеленых деревьев! Утренней росы! Девичьего смеха! Протяжных песен на полях! Горячих лепешек, изготовленных матерью!..
Миша Марков сунул телеграмму в карман гимнастерки
В столовой пахло кислой капустой. Вошел в большой зал, уставленный столиками, осмотрелся и, заметив свободный стул в простенке под портретом Калинина, поспешил его занять.
– Может быть, вы даже спросите, не занято ли это место и можно ли сюда сесть?
– спросил длинный юноша в коричневом френче, недружелюбно взглянув на Маркова.
– А разве занято?
– спросил простодушно Миша.
– Нет, но я что-то не читал пока декрета об отмене частной вежливости.
– Да ведь вы все равно кончаете обедать.
– Пожалуйста, пожалуйста! Я больше ничего не имею вам сказать.
– Ну и все, и сердиться не на что! Удивительно вы, москвичи, придирчивы!
– А вы, стало быть, не москвич?
– Конечно, нет. И вообще завтра уезжаю.
– Так вот почему вы решили не стесняться! Понимаю! Вы, очевидно, исходите из принципа: все равно нам в этом доме не бывать.
Маркову хотелось, чтобы сердитый незнакомец спросил, куда же именно Марков уезжает, но тот замолчал и, сердито отставив недоеденные щи, принялся за рагу с подозрительно темным картофелем.
Наконец подошла официантка. Молча остановилась перед Марковым. Это, по-видимому, надо было понять как обслуживание посетителя. Марков поспешно выпалил:
– Щи, рагу и клюквенный кисель.
– Кончилось рагу.
– Тогда что-нибудь другое.
– Будут битки. Киселя тоже нету.
Когда она ушла, незнакомец вдруг проникся нежностью к Маркову:
– Красота! "Рагу нет", "Киселя нету". Лопай, что дадут! А рожища-то какая у феи! Вы заметили? Кирпича просит! Кстати, щи напрасно взяли. Несусветная дрянь.
Марков обрадовался, что незнакомец перестал на него сердиться.
– Эх!
– сказал он мечтательно.
– С каким бы удовольствием поел я сейчас самой обыкновенной вареной кукурузы, какую делают у нас в Кишиневе!
Незнакомец сначала поднял удивленно брови, затем заинтересованно оглядел Маркова с ног до головы, как будто только теперь его увидел.
– Бывали?
– спросил он после длительной паузы.
– Жил.
– Гм... да... В тех краях, вероятно, и сейчас найдется что покушать! А? Как вы думаете?
Марков силился припомнить,
А незнакомец зажмурился и стал перечислять:
– Маринованные сливы! Шарлотка! Индейка жареная! Господи! Неужели и сейчас, в эту минуту, кто-нибудь на какой-нибудь точке земного шара кушает жареную индейку? Трудно представить, а ведь так? Кушают и в ус не дуют!
И без всякого перехода:
– Фамилия?
Миша не сразу понял, о чем это он. Но тот выжидательно молчал, и Миша наконец ответил:
– Моя? Марков.
– Слышал. В Государственной думе был Марков второй. Родственник?
– Не думаю.
– Кто же ваш отец?
– Мой отец - железнодорожник. Рабочий железнодорожных мастерских.
– Мастерских?! Расскажите вы ей! Впрочем, я понимаю вас: дайте мне за рубль с полтиной папу от станка? Браво, браво! Честное слово, вы мне начинаете нравиться! Засим разрешите представиться: Скоповский, Всеволод Александрович. Сейчас в ВСНХ.
Тут Скоповский чуть привстал и снова уселся. Тон его совершенно изменился. Он стал любезен и чуточку фамильярен. Всем своим поведением он хотел сказать: мы-то понимаем друг друга, мы-то с вами одного поля ягода!
А Миша Марков от чистого сердца поддерживал беседу. Он был в восторге от нового знакомого. В самом деле, какой милый, какой приятный, и ко всему - еще земляк! Как это чудесно, что они познакомились! Миша нашел уместным похвастаться:
– А я, знаете ли, в отряде Котовского. Не верите? Девятого выезжаю.
– Так-так, - пробормотал собеседник и новый знакомый Маркова. Понятно.
Удивительно быстро менялось настроение этого человека! Он стал даже как-то суетлив, мало сказать - любезен.
– Минуточку!
– сказал он вскакивая.
– Я все-таки попытаюсь достать вам заветные рагу и клюквенный кисель. Я, знаете, умею с ними разговаривать.
Пошептался с официанткой, вернулся, потирая руки и хихикая:
– Так-так... Стало быть, едете! Между прочим, картошку не ешьте, мороженая!
И опять:
– Вы хорошо сказали: простая кукуруза в какой-нибудь Бессарабии вкуснее всех блюд, изготовленных в РСФСР...
Марков несколько удивлен был таким бесцеремонным перефразированием его слов. Он ничего подобного не говорил, он только вспомнил, как мать кормила его кукурузой, а так как он был голоден и к тому же соскучился по дому, то, естественно, вареная кукуруза представилась ему сладким видением. Но он опять ничего не возразил. Каждый думает по-своему! Да и что тут удивительного, если жителю Молдавии кажутся самыми лакомыми те кушанья, которые готовят у него на родине? Марков не хотел слышать в тоне Скоповского явной озлобленности, явной издевки.