Котовский (Книга 1, Человек-легенда)
Шрифт:
– Простите, я вас перебью. Но все-таки где же Ксения?
Вместо того чтобы просто ответить, что Ксения арестована при переходе советской границы, Ратенау продолжал:
– Если можно победить при посредстве подлости, будь подл. Кто возьмет верх в вероломстве, тот победит. Какое мне утешение, если обо мне скажут: он бы победил, но был слишком щепетилен. Благодарю покорно! Лучше будьте щепетильны вы!
Он так и не рассказал о Ксении. Он только сказал очень важно:
– Положитесь на меня, дорогой.
Александр Станиславович долго хитрил сам с собой и притворялся
– Почему бы, например, не пойти тебе, Севочка, в артиллерию?.. начал он разговор, в тайне рассчитывая на то, что артиллерист стреляет издали и не лезет в самое пекло, не бежит сломя голову в атаку, прямо на штыки.
Он сам все обдумал, сам сделал все необходимое, сам все схлопотал. Он приготовился спорить, доказывать... И вдруг все устроилось само собой: Всеволод сразу согласился пойти в артиллерийское училище, поехать в Варшаву.
"Пока он там учится, - радовался Александр Станиславович, - глядишь, все уже кончится... с большевиками покончат... и Всеволод сможет опять поехать в Путейский институт, в Петербург..."
И он даже перекрестился, что все так хорошо уладилось с сыном.
Д Е С Я Т А Я Г Л А В А
1
В Раздельной была пересадка. Миша Марков одним из первых влез в вагон. Круглолицые украинские дивчины, все одинаково повязанные платками, все быстроглазые, все украшены бусами... Усатые деды, в бараньих шапках, жилистые, с корявыми посошками... Но больше всего солдат - прифронтовая полоса.
Миша помнил эти места. Всего год назад на этих полях гремели выстрелы, мчались всадники, разрывались снаряды... А вот и немецкая армия убралась прочь. Теперь остается справиться с захватчиками-румынами, вернуть Бессарабию.
В Москве не так сильно чувствовалось, а здесь вдруг вспомнились отчетливо и живо мать, отец, Татьянка... вокзал в Кишиневе... дым паровозов и прилетающие с ветром запахи фруктовых садов... И вдруг до того захотелось домой!
В отряде встретили хорошо. Вокруг были простые, открытые лица. Обстановка военная. Повсюду разговоры, что скоро начнется наступление и что только бы начать.
Когда Марков рассказал Котовскому, как вез к нему еще одного добровольца, Котовский страшно рассердился. А потом ничего, отошел и даже смеялся над парнем:
– Как же ты его упустил? Скоповский? Молодой из себя? Ну, значит, сын. Могу представить, что это за фрукт! Пойми, он тебя использовал, чтобы прошмыгнуть туда, к своим. Ну да никуда не денется, всех найдем! Всех, кто виновен!
– Кто же он такой?
– озабоченно спросил Миша.
– Как "кто"?! Враг. Вероятно, обделывал какие-нибудь подлые делишки в Москве, сговаривался против нас.
– Да нет же, вы ошибаетесь! Он в ВСНХ служит! Он в Москве живет! И очень, знаете, такой... воспитанный. Приятель у него есть, Юрий. Тот несимпатичный, но видно, что образованный человек...
– Эх, мальчик, не знаешь ты ничего! Мы с тобой люди простые, мы солдаты. Мы идем в бой и знаем, что слева у тебя и
Марков слушал присмирев. Хорошо ему было здесь! Вернулся как домой. Увидел Котовского, большого, крепко сложенного, такого надежного, такого красивого, даже сердце забилось.
Котовский оглядел его с ног до головы и прежде всего распорядился: "Одеть, как полагается, по форме, в бане вымыть, конечно, об этом не надо и говорить, и так ясно, а главное - накормить, посмотрите, какой он тощий!" Расспрашивал Мишу о Москве, о Стефане, обо всем, обо всем.
– Хорошо живут!
– сказал в заключение вздохнув.
– И трудно, а хорошо! Хотят измором взять нас враги, а ничего у них не получается. Если по-братски делиться куском, одолеешь все беды. А ты молодец. Вырос, возмужал. Теперь будем из тебя бойца делать.
– А вы, Григорий Иванович? Где были?
– В Одессе, брат. Мы там такие дела закручивали... Но об этом потом...
– А отец мой? Не пришел?
– Пока нет. И Леонтия нет. Не знаю, что с ними... Ну, ну, сынок! Носа не вешать!
Совсем уже Марков пошел. Но Котовский вернул его и спросил:
– Гимнастику-то делаешь? Нет? Ну, тогда все понятно. Давай, давай, набирайся сил. Работы хоть отбавляй. Дня не хватает. Как же ты, братец, гимнастику не делаешь?
Через час Марков сидел на крыльце маленького деревянного домика, похожего на отцовский. Марков был неузнаваем. Он напарился в бане, оделся по-кавалерийски, затем его накормили, да так, что он еле мог отдышаться. Он сиял! Он был счастлив!
2
Кликнул клич Григорий Иванович Котовский, и никакие кордоны не могли заглушить его голос. Нашли лазы, сумели преодолеть преграды, потянулись в отряд Котовского те, кто хотел, чтобы Бессарабия была свободна.
– Мне до Котовского!
– говорили добровольцы.
Бежал из боярско-румынской казармы новобранец, которого избил щомполом взбесившийся от злобы офицер. Уходили за Днестр бессарабские крестьяне. Много старых, обстрелянных солдат, коптевших в окопах в тысяча девятьсот четырнадцатом, хотели теперь проверить, не изменил ли им в меткости глаз, не стала ли дрожать рука. Где же могли они сделать это лучше, чем в отряде Котовского?
Пришел в отряд и Ивась - тот паренек из уничтоженного артиллерийским огнем Дубового Гая, тот хлопец, который стрелял в панскую свадебную процессию. Он ходил в партизанах по украинским просторам да прослышал о Котовском, отыскал его, сообщил:
– Я не дуже богатый, но не скажу что бедный: частной собственности винтовка да патронташ. Достаточно, чтобы бить буржуев?
Пришел наконец и Леонтий. Радостно встретил Котовский старого друга. Они не виделись с тех пор, как Леонтий затосковал по дому и попросил отпустить его. Оказывается, он так и не побывал в своей семье. Усмехается, рассказывая об этом, Леонтий, но невеселая эта улыбка, и повествование о постигших его несчастьях - невеселое повествование.