Котятки, или как я была женой психопата
Шрифт:
Местный участковый был другом семьи, а кутузка в нашем же многоподъездном доме - место укрощения строптивого папки-алкаша. Ему били морду, морили голодом, отбивали почки. Мама не писала заявлений, участковый с дружественным нарядом выручал просто так. Воспитательной работы хватало на несколько дней, пока внутренние органы приходили в норму. Потом начиналось все сначала.
Отец бросался на маму с ножом, неоднократно разбивал стекла в дверях и окнах. А однажды брызнул из газового баллончика на мою кошку Фросю. Захотелось человеку позабавиться!
Наш дом
Я ненавидела все, что было связанно с отцом. Я презирала бабушку по папиной линии просто за то, что она родила этого ублюдка.
Бабушка Катя была маленькой женщиной. Ее скудный гардероб состоял из ситцевых платьев-халатов и платков. Она жила в хрущевке с проходными комнатами на втором этаже.
Там всегда пахло едой. Мой приезд для нее был праздником на уровне религиозного. Постели выбеливались и гладились тяжелым чугунным утюгом. Скупались килограммы конфет "Золотой ключик" и предлагались в неограниченных количествах. Я обжиралась ими от пуза, а бабушка заботливо сметала веником бумажки с пола.
Она готовила незабываемое пюре с подливой. Уж не знаю, откуда она брала на молочную телятину, фрукты и мороженое каждый день, но мама после выходных не могла меня поднять. Дедушка Иван водил меня кататься на железной дороге и рассказывал о своей большой семье, ни одного члена из которой мне так и не посчастливилось за жизнь увидеть.
Жили они на Сырце в слаженной системе еврейских взаимоотношений. Из представителей украинского гражданства, казалось, была только бабушка и я.
– Катичка! Душечка! Твоя Танечка такая красавица, а Женечка сильно урод!
– интеллигентно обращалась к бабушке тетя Белла, живущая по-соседству.
– Белла, ну почему урод? Просто маленький еще, - бабушка старательно занималась самовнушением по поводу внешности моего двоюродного брата.
– Катичка, я вижу, шо говорю! Приводи ее ко мне, а сама поправляй этого (тычет пальцем в двоюродного брата)! Намажь физиогномию крэмом, что ли!
Жить среди еврейского сообщества было здорово. Большие торжества в виде свадеб или похорон отмечались всем двором.
Однажды хоронили какого-то мужчину. Это первые похороны, на которых я присутствовала. Дом рыдал так, как будто провожали в последний путь Сталина. На фоне всеобщей утраты и плача, я не выдержала и сама плакала так сильно, как будто знала несвоевременно умершего и любила всем сердцем.
Бабушка Катя исправно водила меня на прогулки. Рядом с домом находился Бабий Яр, куда каждый раз по приезду я непременно должна была сводиться. Это были очистительные высоко этические походы, воспитывающие сострадание и жалость к людям. Я понятия не имела тогда, что такое Холокост или нацисты,
Полураздетая женщина с завязанными руками сзади склонилась на коленях над плачущим младенцем, не имея возможности взять на руки и накормить. Позади несколько людей в форме и с винтовками, издевательски наблюдают за воплями матери с малышом. Плакал ребенок, мать и я. Глядя на эту каменную достопримечательность мое маленькое сердце сжималось от боли: "Ну почему же вы, гадкие дядьки, издеваетесь над ними? За что?!"
Бабушка умерла когда мне было 13 и после смерти я ни разу не была в Бабьем Яру.
Я плакала, когда мама оставляла меня там. Я винила бабушку за то, что у меня такой отец.
Прошло много лет, когда я поняла как сильно она любила меня и маму.
Однажды ночью он приехал и забрал меня от бабушки, повез сонную на такси. Бабушка не пускала, но тот взмахнул разок своей рученкой и та съехала по стене с разбитым носом. Мы приехали домой. Он уложил меня рядом на огромной кровати в спальне. Было холодно и я тулилась к отцу как могла. Он ни разу меня не обнял.
Странно, но я не помню, чтобы мама плакала и жаловалась на вынужденные побеги и скандалы. Видимо, было слишком привычным.
Помню, в канун Нового года мы оказались у маминых друзей, где остались ночевать.
В тот предновогодний вечер отец притащил домой елку. Срубленную у магазина домашним топором, голубую, пушистую с невероятным запахом новогоднего дерева. Она стояла на балконе и ждала, пока мы ее нарядим. Отец спрятал ель, чтобы "порадовать" маму. Та отчего-то не порадовалась и очередной скандал закончился фееричным выбросом полтораметровой елки с балкона нашего пятого этажа. Она летела вниз, а я недоумевала, куда теперь Дед Мороз положит подарки...
Он прилетал ко мне по домашнему адресу, а сегодня меня там не будет. Я проплакала полночи, а наутро мне подарили железную новогоднюю елку и заводную жабку с белым пузом, которая плавала в ванной. Тогда я подумала, что Дед Мороз прилетает не по адресу, а конкретно к ребенку и всегда меня найдет.
Когда мамы не было дома, я могла убежать к соседке тете Алле, живущей этажом выше. Бегать за мной отец себе не позволял. Там меня поили чаем и рассказывали удивительные истории обо всем на свете. Тетя Алла была очень интересной женщиной, работала на телевидении. Жила одна, поэтому возможностью принять у себя живую душу не пренебрегала.
Так же у меня имелся номер телефона тети Лены, которая заранее была предупреждена об алгоритме действий на случай "пришел пьяный". Это экстренный путь спасения, но однажды и он пригодился.
Я сидела в своей комнате и шила куклам наряды. Я очень любила рукоделие. Шитье, вышивка и вязание были прекрасным способом успокоить нервы, оправдать страх выйти из комнаты к пьяному отцу и забыть об одиночестве.
Я вышла в туалет и заметила открытую на балкон дверь. Из нее торчала отцовская нога. Мне 9-летней показалось это необычным и я подошла ближе. Передо мной предстала ужасающая картина - отец порезал вены.