Коукс и Бакстер. Компиляция]
Шрифт:
— Да.
— Скажи мне… а еще лучше, скажи нам всем, — произнес Грин и выпустил ее из объятий.
Она откашлялась:
— Это означает, что мы сделаем для вас что угодно, что мы принадлежим вам, последуем за вами хоть на край света, выполним, не задавая лишних вопросов, любой ваш приказ.
Саша опять посмотрела на изогнутое лезвие ножа и зарыдала.
— Очень хорошо. С другой стороны, тебе известно, что ты имеешь полное право не делать того, чего не хочешь, — заверил ее Грин. — Ты уверена, что не можешь пойти на этот шаг?
Она кивнула.
— Отлично… Эдуардо! — позвал Грин.
Из
— Вы с Сашей друзья?
— Да, Але… Прошу прощения, я хотел сказать, доктор Грин.
— Мне кажется, она сейчас в тебе нуждается.
— Спасибо, — прошептала Саша, когда Эдуардо подошел к ним и обнял ее за плечи.
Грин тепло сжал ей руку и отпустил.
Но на полпути вновь окликнул их.
— Эдуардо, — сказал он, убедившись, что их всем хорошо видно, — боюсь, Саша решила, что ей с нами не по пути… Убей ее.
Эдуардо ошеломленно повернулся что-то сказать, однако Грин уже отвернулся и зашагал прочь. Он вынес свой приговор и уже утратил к ним интерес. Эдуардо снова посмотрел на Сашу, не зная что делать.
— Эдди? — ахнула она, увидев, как изменилось лицо друга.
Стена обращенных на них взоров отрезала ее от выхода из комнаты.
— Эд!
Ему на глаза навернулись слезы, он со всей силы ударил ее кулаком по лицу, и мир вокруг нее завертелся.
Саша вскрикнула и повалилась на пол; его повязка, за которую инстинктивно схватилась, чтобы не упасть, осталась у нее в руках. Единственным, на чем ей удалось сфокусировать взгляд, когда он опустился возле нее на колени, было вырезанное на его груди слово. И в последние мгновения жизни это принесло ей утешение, потому что это не друг начал бить ее головой о каменный пол… Друга уже не существовало.
Глава 24
Четверг, 17 декабря 2015 года,
3 часа 36 минут дня
Леннокс и Чейз шагали по вестибюлю Медицинского центра Монтефиоре. Стеклянные стены приглушали доносившиеся с улицы крики. Какой-то человек, скорее всего неуступчивый лечащий врач лежащего в коме убийцы, рассказал журналистам о сложившейся ситуации, и они осаждали здание. За густым рядом телекамер то взмывали вверх, то опускались лозунги пикетчиков, протестующих против решения ФБР привести раньше времени в чувство человека, который получил опасную травму головы.
— Боже мой, какая же короткая у них память! — пробормотала Леннокс, когда они, ориентируясь по указателям на стенах, направились в отделение интенсивной терапии.
Чейз ее не слушал. Он шел рядом с начальницей, отвечая за нее на телефонные звонки. На каждом шагу фрагменты его бронежилета, соприкасаясь друг с другом, издавали противный, действующий на нервы скрип.
— Да, сэр, я понимаю… Да, сэр… Как я уже говорил, в данный момент она не может подойти.
Навстречу им шел пожилой мужчина в длинном коричневом пальто и с любопытством глядел на них. Не успела Леннокс предупредить Чейза, как человек выхватил из одного кармана фотоаппарат, из другого диктофон:
— Агент Леннокс, вы считаете, что закон для ФБР не указ? — осуждающим тоном бросил он, когда Чейз прижал
Леннокс шла вперед, не обращая на него внимания.
— Судья, присяжные и палач — так теперь у нас все устроено?
Пока Чейз пытался обуздать брыкающегося журналиста, тот продолжал кричать ей вслед:
— Родственники согласия не давали!
С тем же непробиваемым видом Леннокс миновала двух полицейских, выставленных у двери реанимации, и вошла в отделение. Здесь атмосфера была накалена еще больше. На каталке в углу зловеще ждал своего часа дефибриллятор. Вокруг проводов и трубочек суетились три медсестры, доктор готовил шприц. Никто даже не подумал ее поприветствовать, когда она вошла и окинула взглядом лежавшего на больничной койке человека.
Хотя ему было не меньше двадцати, он выглядел как мальчик. Всю правую часть тела покрывали страшные ожоги. Он был такой худой, что слово, вырезанное на его груди, заехало на бок. Но оно было неправдой: Кукла под видом Наживки, убийца под видом жертвы. Его голову фиксировал прочный шейный корсет, из крохотной, просверленной прямо в черепе дырочки торчала заполненная кровью трубочка.
— Позволю еще раз выразить свое категорическое несогласие, — сказал доктор, не сводя глаз со шприца в руке, — я решительно против того, чтобы проводить эту процедуру.
— Я поняла, — сказала Леннокс.
В палату вошел Чейз. Она была рада, что теперь здесь хоть кто-то на ее стороне.
— Риск принудительного вывода из комы человека с таким поражением мозга и без того огромен, а с учетом психических расстройств в анамнезе он возрастает по экспоненте.
— Я поняла! — повторила Леннокс, на этот раз громче. — Итак, начнем?
Врач покачал головой, склонился над пациентом, приладил первый шприц к трубочке, соединявшейся с веной на руке, и начал вводить препарат в систему кровообращения неподвижно лежащего человека. Поршень опускался медленно-медленно, жидкость, попадая внутрь, тут же теряла свою прозрачность.
— Каталку держите наготове, — приказал доктор подчиненным, — внутричерепное давление должно быть как можно ниже. Следите за пульсом и артериальным давлением. Поехали.
Леннокс смотрела на неподвижное тело. На ее лице не было ни малейших признаков бушующей в душе бури. Что бы ни случилось, на ее карьере в ФБР, скорее всего, можно ставить крест. Она вызвала на себя огонь прессы, проигнорировала прямые приказы сверху, солгала врачам, чтобы заставить их сделать то, что ей было нужно. Теперь она лишь надеялась, что жертва, на которую она пошла, будет не напрасной, что этот враг, единственный оставшийся в живых, сообщит сведения, которых им все это время так не хватало.
Парень на койке открыл рот и стал жадно ловить ртом воздух. Его глаза широко распахнулись, он попытался сесть, но трубки и провода, поддерживавшие в нем жизнь, не дали этого сделать.
— Тихо, успокойтесь, Андре, — участливо сказал доктор и положил ему на плечо руку. — Вы должны вести себя спокойно.
— Давление 152 на 93, — сообщила медсестра.
— Меня зовут доктор Лоусон, вы находитесь в Медицинском центре Монтефиоре.
Парень огляделся по сторонам. Его глаза наполнились страхом; наверное, перед ними предстали ужасные картины, невидимые другим.