Коварные ступеньки
Шрифт:
Зайдя в библиотеку, я натолкнулась на зависшего в дверях директора. Он задумчиво взирал на потолок и совершенно ничего не замечал, включая меня. Даже голову не повернул. Судя по всему, за эту неделю в библиотеке натянули новый потолок, потому что раньше он, как и всё помещение, был деревянным, а тут какой-то космос. С интересом я тоже подняла голову, покрутила и так и эдак, и уж потом и спросила:
— А что он такой кривой?
— Вот! Вот! — оживился директор, потряс пальцем и вылетел из помещения.
Разбираться в реакции я не стала — просто пожала плечами и
— Вот наделают же такого… Руки бы пообрывал.
То ли он успел похудеть и обрасти за эту неделю, то ли предыдущий мастер тоже чего-то наваял.
Школьные архивы я нашла сразу, предпочтя не привлекать внимание. Кроме Евдокии Ивановны, в библиотеке сидели ещё несколько учителей, один из которых на вид как раз был опасного возраста — затылком смахивал на одного из подозреваемых.
Записи о назначении старост были, а вот о смертях — нет. Хотя, скорее всего, они просто хранились в другом месте. Я проверяла год за годом и год за годом видела трёх девочек и четырёх мальчиков или четырёх девочек и трёх мальчиков. Я прям читала между строк «заговор».
От раскопок в архиве пришлось оторваться, как только я почувствовала на себе чужой взгляд. Вскинула голову, и мы с зельевиком встретились глазами. На мгновение перестали дышать. Ванечка замешкался, хотел развернуться и уйти, но я с улыбкой кивнула на место рядом с собой. Секунда колебания, и вот он уже идёт ко мне.
— Евдокия Ивановна жаловалась, что ты с того момента так и не заходила, — начал он разговор. Да, конечно, поверю я, что она сама жаловалась, а не он интересовался.
— Не каждый же день мне в библиотеке сидеть, когда тут столько интересного, — подмигнула я. По-хорошему, мне бы вообще начать форсированную атаку на одного симпатичного молодого человека, но мешали то работа, то учёба.
— И что за эту неделю узнала?
Вопрос можно было расценивать двояко. Как обычное любопытство и как попытку вывести меня на чистую воду, если я всё же умудрилась влюбиться в главного злодея. Поэтому пришлось нацепить дурацкую улыбку и полушёпотом начать перечислять:
— Выяснила, что у меня кулон-артефакт против вещунов, узнала вообще много нового об артефактах на факультативе…
…правда, ни черта не запомнила, потому что мне такое неинтересно.
— …а ещё, что каждый год со дня основания в тридцать восьмом из старост образуется три пары. Почти поровну мальчиков и девочек. Прям, будто специально подбирали! Случайно же такое вряд ли получится, особенно в военное время. Хотя я ещё не все года просмотрела.
— А насчёт смертей на турбазе ничего не узнавала? — тихо-тихо, почти вплотную наклонившись к моему уху, спросил Ваня.
Смысл до меня дошёл не сразу — сначала я с удовольствием понежилась, чувствуя, как по телу пробегают мурашки от его дыхания. Потом задумалась: это он так действительно хочет узнать правду, но прикрывается от всех флиртом, или это он флиртует и просто повод нашёл? В любом случае, я решила, что если расскажу, что все три года на турбазе находили трупы, включая
В конце концов, бывшие одноклассники вряд ли столь же резво побежали бы в архив, как подмастерье в маглиции.
— Насчёт старост, правда, странно. Давай-ка спросим, — переключился зельевик и, прищурившись хитро, крикнул через всю библиотеку: — Рувен Гедальевич, а как так получилось, что в старостах всегда мальчиков и девочек почти поровну?
Вашу мать! Если он всегда так палится, то либо здесь действительно духи шалят, либо он глава заговорщиков. У меня аж сердце прихватило! С перепуга.
— Столько лет здесь и первый раз заинтересовался? — проворчал сухонький старичок, поворачиваясь к нам и снимая очки. Без очков взгляд получился совсем укоризненным. Дальнозоркость — страшная вещь. — Выйди в Хужир — тебе любая собака скажет, почему так делали, но только не ученики в нашей гимназии…
— Я преподаватель, — с усмешкой поправил Ваня.
— Ай! — отмахнулся Рувен Гедальевич. — Всё равно наш выпускник. Нашу школу основали в тысяча девятьсот тридцать восьмом году, когда женщин только-только стали обучать колдовству. Раньше ничего, кроме домашних заклинаний да прочей мелочи, девицам было знать не положено, хотя иногда окольными путями они и постигали магическую науку. Поэтому от руководства поступило указание: в правах никого не ущемлять, старостами назначать как девочек, так и мальчиков примерно в равном количестве. И так было до того времени, пока Союз не развалился, и школу, продержавшуюся чуть дольше, не закрыли. А сейчас я не знаю, почему нельзя сделать параллель старост мальчиков, параллель — девочек. Явно же какая-то пакость за годы работы приблудилась, а мы ей по дурости нашей потакаем…
— А раньше почему нельзя было? Когда об у… о смертях узнали? влезла я, заинтересовавшись. Не одна же я такая умная оказалась.
Он посмотрел на меня так, будто я сказала, что солнце синее. Или фиолетовое. Хотя вряд ли бы это заявление вызвало такой же резонанс у него в душе.
— Девушка, историю учить надо. Тогда школы магии только открывали. При царской власти их не было. А раз только открывали, значит всё в новинку. Писали учебные программы, разрабатывали планы занятий, отправляли на опасную практику… Знаете, сколько ребят не доживало до выпуска? Тогда одна смерть в год погоды не делала. Можно сказать, её и не замечали. А вот после распада Союза стали строго следить за тем, чтобы детей «в поля» не выпускали. Тут-то всё и выползло.
— Поэтому школу закрыли? — догадался Ваня.
— Поэтому, поэтому, — передразнил Рувен Гедальевич. — Раньше информацию не афишировали, а тут понавылазили газетчики со своей свободой слова… Отказалось государство нас содержать — родители детей отдавать не хотели, аж взятки давали, чтоб в Иркутскую или Аршанскую устроиться; учителей почти всех посокращали. Удивительно, на чём сейчас-то держимся.
Интересно, если такая смертность была среди учеников, как они установили точную дату начала убийств?