Ковбои и индейцы

О'Коннор Джозеф

Примерно неделю спустя Паук спросил, не угнетает ли Эдди, что он ушел от Марион вот так, даже не попрощавшись. Эдди сказал, что это натуральный сексизм и вообще-то Марион не развалится на части от того, что рядом с ней нет мужчины. Он, Эдди, действует правильно. И совесть у него абсолютно чиста. Только по-настоящему сильный человек способен уйти вот так и взять всю вину на себя. Паук рассмеялся.

— Я думал, твоей вины тут нет, — сказал он.

Эдди никак не мог объяснить ему, что он хотел сказать, но Паук махнул рукой: дескать, все нормально, пусть Эдди не напрягается. Ему совершенно наплевать, в чем там у них дело. Это Эддины проблемы, и ему, Пауку, незачем в них соваться. Для себя он давно все решил. У него самого сейчас период, который он витиевато именовал «периодом

целибата». С точки зрения Паука моногамные отношения ничего хорошего не сулили. Встречаешь девушку, влюбляешься, а заканчивается все скандалами и нервотрепкой. Черт возьми! Нет, Пауку такие «радости жизни» на фиг не нужны.

— Счастливые любящие пары, — фыркал он. — Нет уж, увольте!

Жилище Паука выглядело непривычно; Эдди никогда не видел ничего подобного — разве что в документальных фильмах, которые крутят ночью по четвертому каналу. Вся мебель была из стальных трубок и черной кожи — Паук подрабатывал охранником на складе офисного оборудования, — и повсюду стояли диковинные растения в глиняных горшках. Паук обожал растения. Они были повсюду — свисали с потолка, разрастались в сушильном шкафу, выползали из-под черных пластиковых панелей. В глубине души Паук был хиппи. Да-да, именно хиппи. Он яростно это отрицал, но на окне у него висел замысловатый «мобайл» из белых бумажных лебедей, а под раковиной было припрятано собрание сочинений Джони Митчелл [53] . В подпитии Паук начинал многословно рассуждать о Вудстоке, словно сам бывал там. Кроме того, он писал повесть «о рождении». Какие еще нужны доказательства?

53

Митчелл Джони (род. 1943) — канадская эстрадная певица, композитор и поэт.

Эдди занимал отдельную комнату, но матрас там был тонкий и бугристый, поэтому днем, когда Паук уходил, Эдди валялся на его кушетке, пытаясь хоть немного поспать. В комнате Паука на черном столе у стены стояла компьютер. В углу находился книжный шкаф с весьма впечатляющим набором книг — биографии художников эпохи Возрождения, романы на французском, тонкие томики стихов, но эти книги явно никогда не читали. Они были расставлены очень аккуратно, по цвету корешков, начиная с красного на нижних полках и заканчивая фиолетовым на верхней.

Жилье неплохое, только вот очень сыро. Зимой одежда Паука становилась волглой, жесткой, от сырости плесневела; чтобы хоть немного защитить ее, он покрыл внутренние стенки платяных шкафов толстым слоем фольги. Эдди не сразу к этому привык: открывая дверцу шкафа, он порой в испуге отскакивал назад, увидев свое отражение. Паук, похоже, тратил все свои деньги на шмотки. Каждые выходные он притаскивал домой огромные пакеты с новомодной одеждой из Сохо или с Кингз-роуд. В конце концов Эдди примирился с доморощенной системой защиты от влаги.

Брикстон — славное местечко, в особенности летом: множество фруктовых ларьков, лавчонок, больших магазинов, где продавали по сниженным ценам старые аудиозаписи, и прорва людей, пытающихся всучить вам совершенно ненужные вещи. Эдди нравилось гулять по главной улице, заглядывать в окна, смотреть на рокеров, и уличных певцов, и красивых девушек, слушающих хип-хоп, громыхающий из кафе и контор заказа такси. Здесь он увидел таких чернокожих, каких в жизни не встречал, — кожа у них была до того темной, что на ярком солнце казалась не черной, а темно-синей. По-ирландски чернокожих именно так и называют: fear gorm, синий человек. Впервые в жизни Эдди уразумел смысл этого выражения.

В Брикстоне всегда играла музыка. В квартирах, на рынке, в парикмахерских — везде звучал регги, соул, бибоп-джаз, блюз. А воскресными утрами к этому разнообразию присоединялись звуки гимнов из церкви пятидесятников.

Паук сводил Эдди в расположенный над прачечной клуб, где всю ночь играли блюз. «Мутные воды» и «Воющий волк». Роберт Джонсон и Элмор Джеймс. Джонни Уинтер, Сонни Терри и Брауни Мак-Ги [54] .

Строго говоря, это был клуб только для черных. Однако Паука пускали туда без проблем, поскольку однажды он оказал хозяину какую-то услугу, о которой не любил распространяться. С Эдди проблем тоже не возникло, потому что он был ирландец. В темном и маленьком помещении пахло «травкой». Опилки на полу, банки с пивом, бутылки с ромом. Вместо столов доски, положенные на ящики из-под пива. Музыку включали на полную мощность, выводя уровни на максимум. Иногда играли и «живьем», молодые ребята с расстроенными гитарами пели печальный блюз, злая всклокоченная девица долбила по клавишам старенького пианино и что-то визжала о полиции. Паук сказал, что это и есть настоящий блюз. Он сказал, что главное в этой музыке — чувство и что блюз не имеет ничего общего с суррейскими ребятишками из среднего класса, которые играют на электрогитарах, полученных от мамочек в честь окончания колледжа. Иногда Эдди и Паук сидели здесь всю ночь, не говоря ни слова, потому что музыка была слишком громкой, — единственные белые в клубе. Им не было дела до враждебных взглядов, они смеялись и пили, чувствуя себя почти счастливыми.

54

Известные американские исполнители блюза и композиторы.

Однажды в пятницу вечером они пошли в Академию посмотреть на «Погиз». Но очереди оказались слишком большими, и войти они не сумели. Паук был раздосадован, а Эдди облегченно вздохнул. Здесь кишмя кишели ирландцы, все молодые и все пьяные. Он по-прежнему панически боялся встретить Марион или кого-нибудь из ее подруг. Ему с такой ситуацией не справиться, но Пауку об этом не скажешь. На обратном пути Эдди притворился, что тоже огорчен. Знал, что ведет себя как полный дурак, но ничего не мог с собой поделать.

В эти недели ему иной раз хотелось позвонить Марион, просто сказать, что с ним все в порядке, и выяснить, как дела у нее. Несколько раз поздним вечером он обнаруживал, что стоит в телефонной будке, с трубкой в руке, и набирает номер «Брайтсайда». Однажды он все-таки позвонил; трубку взял мистер Патель, голос его звучал тепло и дружелюбно. Эдди едва не заговорил с ним, хотел просто поздороваться, попросить Марион, объяснить ей все, сказать, что ему очень жаль и что он хочет, чтобы они остались друзьями. Но все-таки повесил трубку. В следующий раз, когда он позвонил, к телефону подошел кто-то незнакомый — молодой азиат, с мягким шепелявым голосом.

Эдди пытался и письма писать, длинные абзацы самооправданий, тонкие смеси большой откровенности и большой уклончивости. А как-то ночью, осушив бутылку «Саутерн комфорт» [55] , сел и написал все как на духу, ничего не скрывая, не стараясь щадить ни чувства Марион, ни свои собственные. Наутро он все разорвал и выбросил, даже не потрудившись прочесть. В глубине души он знал, что время откровенности миновало. Прошел уже почти месяц после его бегства. Разве сейчас напишешь ей, вот так просто, будто происшедшее между ними еще можно объяснить?

55

Крепкий сладкий алкогольный напиток.

— Давай посмотрим правде в глаза, Эдди, — сказал Паук, — ты вел себя как ублюдок. Это не преступление. Каждый человек хоть раз в жизни так поступает. Но незачем обманывать себя и делать вид, что можешь все исправить.

В Брикстон пришло лето. Люди надели шорты и зеркальные очки. На уличных углах установили водонапорные трубы, расход воды был нормирован. От жары продукты в магазинах портились. Улицы пропахли гнилыми грушами, ананасами, бананами. Несколько сопляков, продававших воду старикам пенсионерам, загремели под арест. Молодые мужчины сидели на ступеньках ратуши, с бутылками холодного «Гиннесса». В Брокуэлл-парке одна женщина сошла от жары с ума и объявила садовнику, что она Иисус Христос. Раскаленный июль перетек в август, а Эдди так и не поговорил с Марион.