Ковчег царя Айя. Роман-хроника
Шрифт:
– Кирюша, откуда же я знала, куда ты поведешь Женю?! Ты ведь даже не заикнулся… Так ведь? Очевидно, ты скрываешь от нас некие тайны и считаешь, что не вправе нам рассказывать. Это твое дело. Я не буду настаивать ни на чем. Но прошу тебя быть со мной откровенным, насколько сможешь после того, как я… Словом, после некоторых моих признаний тебе.
– Мне? – удивился Кирилл, – но почему мне?
– Я сама не знаю, почему именно тебе. Но так уж выходит.
– Подожди, подожди! Давай-ка сначала разберемся с Жениным сном. А то вы нафантазировали вдвоем, а мне теперь выслушивать ваши откровения.
Аллины
– Здравая мысль. Ну что ж, пошли к Жене. Пусть сама расскажет.
– О! – вырвалось у Руданского, – разбор полетов… Ну ладно, пошли, коли я уж ввязался в этот разговор.
– Кирюша, ты только не сердись, – мягко сказала Алла, – я же не виновата, что все так случилось.
6
Между тем, Женя и Петр накрыли «стол» и с нетерпением поджидали, когда Алла закончит наконец свой «таинственный» разговор с Руданским. Но когда Кирилл, а он шел первым, уже подходил к палатке, сзади послышался предупреждающий окрик Аллы:
– Женя, ты готова?
Женька бросила взгляд на «суровую» подругу и заразительно рассмеялась.
– Аллочка… Ты как дрессировщик, собирающийся выпустить на арену дюжину тигров. Только я не тигр.
– Но ты ведь все равно расскажешь о своем сне? – строго спросила Алла.
– Да расскажу, успокойся и не делай такое лицо.
– Блин! – вырвалось у Пети, – я же голодный, как волк! А вы со своими снами. Я думал, ты ему уже все рассказала, – обратился он к Жене.
– Пусть Женя сама, – сказала Алла, – это много времени не займет.
Петя горестно вздохнул и, отломив корочку хлеба, стал ее старательно и демонстративно для Аллы жевать.
Женя разгладила на голове волосы, будто это имело сейчас какое-то значение, и сказала:
– Итак, я уснула на маргаритковой поляне…
И тут же, изменив решение, она вдруг стала расшнуровывать кроссовки. Сначала правый, а затем и левый. Ловко стянула обувку с ног, оставшись в белых носках. Кирилл хмыкнул: «Только женщина, идя в горы, может надеть белые носки». Но Женя на «достигнутом» не успокоилась и стащила носки, сунув каждый из них в «свой» кроссовок.
– Вот, посмотри, Кирилл, на мои пальцы, – сказала она.
Руданский удивленно уставился на ноги Жени, не зная, что она хотела этим ему сказать.
– Аппетитные, – вместо журналиста резюмировал Петр.
– Да молчи ты! – цыкнула на мужа Алла, и Петя тут же затих.
Женя погладила ноги ладошкой и, ни к кому конкретно не обращаясь, проговорила:
– Когда я проснулась, то сразу же почувствовала боль во всем теле. Но так иногда бывает, если спишь в неудобной позе. Поэтому я даже внимания не обратила на мышечную боль, мол, пройдет. А вот когда мы вернулись к палатке, где нас, вернее меня, ожидали Алла и Петя, по телу пробежала дрожь и слегка начало знобить. Затем… Затем стала подниматься температура, и уже вечером меня трясло, как в лихорадке. Ночь выдалась кошмарной, и мои друзья не на шутку испугались за мое здоровье.
– Так и было, – подтвердил Петр.
– Именно поэтому, – продолжила Женя, – мы «сорвались» с места, как только небо начало светлеть. Ребята потащили меня в больницу. Кажется, ты, Кирилл, ничего этого уже не знаешь, ибо спал в своей палатке на своей же поляне. И когда утром пришел в гости
– Конечно, – подтвердил Руданский, – даже расстроился.
– Так вот, – сказала Женя, – из-за всех этих напастей, обрушившихся на мою голову, я не сразу обратила внимание на свои ноги. Не до этого было. А вот когда температуру мне сбили, и здоровье пришло в порядок, я, наконец, рассмотрела, что ногти на ногах у меня сделались синими. Откровенно говоря, я вначале перепугалась. Вдруг зараза какая!
Позже, уже когда вернулась домой, в Днепропетровск, они начали отслаиваться. И сейчас на их месте выросли новые. Тогда-то я и задумалась: «А какая причина могла привести к тому, что я сбила до синевы себе ногти?» И где, Кирюша, это могло случиться?
– Ты меня спрашиваешь? – уточнил Руданский, – или сейчас сама с собой разговариваешь?
– Сама с собой…
Женя подняла глаза на Кирилла и вопросительно на него посмотрела.
– Так ведь, Кирилл? Я сбила до синевы ногти лишь потому, что мне пришлось долго ходить с тобой по горам. Это означает, что я вовсе не спала в это время на маргаритковой поляне. Конечно, я и спала, но всего несколько минут, а все остальное время…
– Так, все, хватит! – воскликнул Петр, – надевай свои носки и давайте есть. Я больше терпеть не могу, изнываю от голода.
– А сон… – вырвалось у Аллы.
– Женя расскажет его во время нашей трапезы, – безапелляционно заявил Петр, – надеюсь, то, что мы услышим, не отобьет аппетит. Так ведь, Женя?
Удача
7
– Кудеяр! – закричал во весь голос Василий Корень, – Кудеяр! Радость-то нонче! Да проснись же ты!
Перед Кудеяром стоял его верный подельник и возбужденно размахивал руками.
– Пошто орешь? – Кудеяр сладко зевнул, сгоняя остатки сна. – Кака така печаль-кручина?
Василий Корень на мгновение перевел дух и сел на камень возле атамана.
– Наконец-то нас Господь ублаговорил – басурман велел не мешкать, поспешить в Балаклаву…
Кудеяр с силой протер руками виски и расчесал ими грязную черную бороду.
– Ну, ну, молви слово. Яви суть.
– Человек пожаловал в оный град днем. Чужестранец. Однако ж, не впервой хаживает по земле крымской, еси интерес, вели важный.
– Богатый?
– Сам-то нет… Однако ж, басурман сказывал, будто ведает ентот человек тайнами. Де пожаловал-то неспроста. Поди, мешкать не надобно.
Кудеяр строго посмотрел на своего подельника.
– А коли еси притча тут така? Поставили де турки нам капкан?
– Кудеярюшка, ты зазря не кручинься, басурман не обманет, бо битый!
Конечно, Кудеяр хорошо знал басурмана – это был приземистый старый татарин. Плут, борзый, одним словом, но пока что ни разу не подводивший Кудеяра и Кореня. Пока… Да и басурман считал Кудеяра «своим». Знал, что тот долгие годы живал на Волге – в татарской вотчине. Видать, чуял, что в крови Кудеяра течет и татарская кровь! К тому же атаман и татарскую речь помнил, и мог как-никак изъясняться с басурманами. Все так. Но турки могли углядеть связь между последними разбойными нападениями и басурманом. А через него обнаружить и двух русских, хоронившихся на мысе Айя.