Ковчег для Кареглазки

Наседкин Евгений

Я больше не встречаю сопротивления и вырываюсь в космическое пространство. Черная дыра на небосводе, путепровод времени и пространства, не желает подчиняться — и я превращаю ее в окаменевшую луну. Это просто — если знаешь, что делать.

Я создаю собственную кротовую нору и возвращаюсь назад. Я не двигаюсь в пространстве. Я не перемещаюсь во времени —

я и есть время, я Кронос, и я — Хаос. Ведь это я управляю Эфиром. Я просто беру и отматываю время назад, как клубок с нитями. Не перехожу с одного берега на другой, а плыву против течения, чтоб в нужном месте остановить волны, и направить их назад.

Знаете, если вам кажется… если вы живете с мыслью, что у вас есть особое предназначение — вполне возможно, что вы правы…

****

Мои глаза открылись, и я понял, что нахожусь на больничной койке. В Илионе. Все болит — голова, спина, нога… но я все равно выхожу в коридор прогуляться.

Меня гложет что-то смутное, и я сразу иду вниз. Звуки музыки все громче, а боль — все тише. Я прохожу знакомые распахнутые двери и оказываюсь в подземной лаборатории.

Она танцует так, как тогда. И даже лучше. Ее тело двигается божественно — как только может двигаться самая желанная богиня языческих пантеонов. Как это было давно… хотя и произошло совсем на днях. Или это галлюцинация? Все почти также — но есть и отличия.

Рядом с ней Цербер, он виляет хвостом-обрубком и смотрит на нее таким же восхищенным взглядом, ухмыляясь своим страшным оскалом.

Я могу смотреть на нее бесконечно, но это невозможно. Приходит тот миг, когда она чувствует мой взгляд, оборачивается и улыбается. Я заливаюсь краской, как всегда — по привычке. Она прикручивает старую песенку о саботаже игры в прятки, и спрашивает, вспомнил ли я что-нибудь.

— Да, — отвечаю я и быстро приближаюсь к ней. — Я помню.

— И?

— И все расскажу буквально через 10 секунд.

Я прижимаюсь к ней и мой рот настойчиво, но нежно, прижимается к ее губам. Она упирается, но не так сильно, как можно было ожидать. Мы зацепили реторту,

штатив с пробирками, и они падают… но я мухлюю, подхватываю их силой мысли и ставлю обратно — только подальше. Да-да, совершенно без рук — я ведь Саморожденный. Я не закрываю глаза, любуясь Кареглазкой, и вижу ее замешательство. Когда поцелуй заканчивается, она смотрит с неожиданным интересом. В ее глазах пляшут огоньки. И я должен сказать…

— Ничего не бойся. Теперь я с тобой навсегда, и все будет хорошо.

И она как будто ждала этих слов всю жизнь, всю вечность — она в странном для себя самой порыве прижимается ко мне, и я ласково обнимаю ее, медленно опуская руку вниз с области талии.

Я сделал это. То, о чем никто не узнает — если я сам так не решу. Но хочу ли я, чтобы обо мне сочиняли мифы?! КОНЕЧНО, ДА! Вы ведь знаете меня… разве можно было подумать иначе? Поэтому я и рассказал вам всю эту невероятную историю. Да, боготворите меня — ведь это я спас вас всех…

Где-то далеко и одновременно — близко, в другой вселенной, глухонемые слепцы с ужасом ползают среди поломанных роз, не понимая, что произошло. Вскоре они решат, что должны бороться — и запустят тот самый цикл событий, который их и уничтожит. Пророчество…

Я знаю, что это был только один бой — вся война еще впереди. Именно сейчас где-то лежит и страдает кастрированный Гермес… восхищенный полковник Горин стоит на коленях перед только что распустившимися осириями. А Дракин-Охотник кротко обнюхивает свою Марго, вынашивающую будущего Хомо новус.

А в это время мы — я и Кареглазка, стоим посреди этого мира, и наша любовь зарождается со скоростью неуправляемой реакции атомного распада.

Это был только бой, но этот бой — генеральное сражение. Ничего не будет так, как прежде. Отныне я всегда на шаг впереди. Я встретился глазами с Цербером и улыбнулся. И снова поцеловал Лену. И она больше не сопротивлялась, так как хотела этого всю жизнь.

КОНЕЦ