Ковчег изгоев
Шрифт:
— Зачем он это сделал?
Хок пожал плечами, разглядывая книжные полки.
— Может, собирается прибегнуть к магии. А, может, просто не хочет, чтоб кто-то видел то, что может произойти со Стаховски.
— Он бы не стал рисковать, если б не верил в успех, — произнесла я. — Теперь всё в его руках, так что нам остаётся только ждать. Ещё плохие новости?
— Брожение среди членов экипажа. Они ворчат и дуются. Им кажется, что ты не знаешь, что делать дальше.
— Рвутся в бой?
— Они считают, что нужно делать хоть что-то.
— Ты тоже так считаешь?
Он, наконец, взглянул на меня.
— Мы
— Нет, у меня нет плана. И я, действительно, не знаю, что делать, если говорить об активных действиях.
— Мы что, будем здесь зимовать?
— А что ты предлагаешь? Послать в город лазутчиков? Мы уже отмели такую возможность. Вывести из трюма этих бронированных уродов и напасть на город? Это, конечно, вариант. У нас, правда, нет солдат, и мы мирный поисково-спасательный звездолёт. Но, допустим, у нас есть пара-тройка ребят, которые умеют стрелять по живым мишеням. Как насчёт противостоящей нам армии и пяти тысяч заложников в городе?
Он медленно закрыл глаза.
— Это всё выматывает. У многих нервы на пределе. Кое-кто готов с перекошенной физиономией броситься в бой, лишь бы закончилось это сидение.
— Мы будем ждать, сколько понадобится.
— Чего ждать?
— Удобного момента для вызова, — я поднялась и подошла к окну. — Я чувствую, что колдун — это ключевая фигура. Как только мы исключим его из расклада, ситуация кардинально изменится. Но чтоб она изменилась в нашу сторону, необходимо выбрать подходящий момент. Мне тоже кажется, что мы бездействуем, и это порой приводит меня в отчаяние. Но я знаю, что что-то сейчас происходит, двигается, меняется. Комбинация перетекает в другую. На этом поле есть и другие игроки. Они сейчас делают свои ходы…
— Ты о Кирчмаунте? — с сомнением спросил Хок. — А если он всё-таки служит да Альбено верой и правдой?
— Я не могу тебе этого объяснить и ни за что не могу ручаться, но брожение сейчас происходит не только здесь, но и там, — я кивнула в сторону города. — Они ведь тоже ничего явно не предпринимают. Мы ждали, что они станут действовать, но их действия после нескольких мощных магических атак слишком активными не назовешь.
— А если они тоже не знают, что делать?
— Неужели? А зачем эта штука на орбите?
— Действительно, зачем?
— Они что-то задумали. И вовремя брошенный вызов может здорово спутать им карты.
— Ты так думаешь?
— Я думаю, что в данный момент мы больше ничего не можем сделать.
Он поднялся и оправил форму.
— Что сказать экипажу?
— Пусть продолжают выполнять свою работу, а в случае, если замучают сомнения, перечитают устав.
— Я скажу им, что ты знаешь, что делаешь, даже если в конце этой истории они меня за это линчуют. И прекрати лезть в мою работу. Это, в конце концов, оскорбительно. На этом звездолёте у тебя есть старпом… Извини за истерику.
Он развернулся и направился к двери.
— Проехали, — невесело усмехнулась я, а когда дверь за ним закрылась, напомнила себе: — Терпение — добродетель…
Поздно вечером я снова заступила на дежурство. Странно было сознавать, что
Уже за полночь я услышала позади шаги и, обернувшись, увидела Джулиана, который медленно подошёл и рухнул в кресло у радиопульта.
— Вечно что-нибудь упущу, — мрачно пробормотал он, глядя на светящуюся дымку города на горизонте. — Не одно, так другое…
— Ты о чём? — насторожилась я.
— О магии и о последовательности событий. Когда человек с помощью магии превращается в монстра, и силы его многократно возрастают, кости становятся толще, мышцы — твёрже, кожа — прочнее, — это одно. Все качественные изменения происходят на фоне возрастающей жизненной энергии, не важно, какого она качества. А потом зверя мы с помощью современной науки превращаем обратно в человека. Кости становятся тоньше, мышцы — мягче, кожа… — он посмотрел на меня, — ну и так далее. И всё это на фоне заметно уменьшающейся жизненной энергии. Человеческий организм может выдержать такую трансформацию?
— Он умер? — прямо спросила я.
— Нет. Только не нужно спрашивать, чего нам это стоило.
— Не буду, если не хочешь. Значит, он жив? Он… вернулся в прежнее состояние?
— Нет. Пока нет. Нам удалось затормозить процесс. Это был единственный шанс спасти его организм от коллапса. И мы спасли. Теперь всё пойдёт не так быстро, но вполне безопасно… — Джулиан кивнул. — Пара недель и он станет человеком. Но поговорить с ним можно будет уже завтра.
— Значит, у тебя получилась? — оживилась я, но моя радость схлынула под его мрачным взглядом. — Вам пришлось прибегнуть к магии?
— Ты обещала не спрашивать… — напомнил он.
— Детали меня не интересуют.
— Детали… — он вздохнул. — Трудно сказать, где заканчивается волшебство и начинается наука. Понимаешь, ангел, трансформация органической материи всегда была одной из излюбленных тем для алхимиков. Все знают, как живое превратить в неживое, а вот неживое — в живое… Суть всего — та самая жизненная энергия. А алхимики, в основном, обходились без заклинаний и ритуалов, они смешивали, плавили, перегоняли, снова смешивали, охлаждали, измельчали, прокаливали. Опыты, после которых в реторте зарождалось нечто, что дышит и чувствует. И это лишь цепь химических реакций, а не акт божественного творения. Нет ли в подобных экспериментах греха?
— Я не верю в то, что Парацельсу удалось создать гомункулуса, — заметила я.
— Есть многое такое, друг Горацио… — пробормотал он и поднялся. — Пойду спать. Утром нужно будет провести исследования и выяснить, что же всё-таки было заблокировано в его геноме…
— Джулиан, — окликнула я его, — чью жизненную энергию вы использовали, чтоб поддержать его при трансформации?
Он пожал плечами.
— Разве ты не догадалась? — и сам лишь на мгновение опередил мою догадку. — Естественно, мою.