Ковчег изгоев
Шрифт:
— Но вы пока не совершали откровенных глупостей.
— Серьёзно? Приятно слышать такую оценку из ваших уст. Так какой вывод?
— Поступаю в полное ваше распоряжение. Можете располагать мной. Я вам верю.
Он посмотрел мне в глаза. Пожалуй, он был искренен в этот момент.
— Ладно, — кивнула я, приподнимаясь. — Вылезайте, умывайтесь и перекусите. Нам придётся начинать новую жизнь.
Я вернулась к костру. Он пришёл следом и, подняв ведро, вылил на себя остатки воды. Тряхнув головой, как пудель, он присел рядом с Митико и достал футляр с пищевым концентратом.
— Как вы себе представляете нашу новую
— Нужно подумать.
— Что думать, мы всё потеряли… — пробормотала Митико.
— Тем не менее, вы чините этот треклятый световод, верно? Благодаря этой разрезанной ленточке мы остались живы, и это — плюс. Жизнь тем и хороша, что любую точку позволяет превратить в запятую. И мы потеряли не всё. Нас шесть человек, мы земляне, мы офицеры Звёздного флота или рыцари. Мы все целы, здоровы и достаточно умны. У нас есть идеалы и цели.
— Какие цели? — спросил Хок.
— Во-первых, мы по-прежнему поисковики и, возможно, тут есть те, кому нужна наша помощь.
— Нам самим нужна помощь, — проворчал Белый Волк.
— Как вам не стыдно, — усмехнулась я. — Здоровый молодой мужчина и нуждается в помощи. Нет, помощь может понадобиться другим. Если такие есть, то мы постараемся её оказать.
— А если нет?
— Есть, — возразила я. — Если б здесь все были заодно, не нужны бы им были все эти «махарты» и системы обороны. Кого-то они тут боятся. Нужно выяснить, кого. Теперь другой аспект проблемы. Мы здесь, как вы справедливо заметили, обнаружили армию, формирующуюся армию, которая предназначена, скорее всего, не только для оборонительных целей. Значит, когда-нибудь она может вырваться отсюда и создать проблемы для человечества. Как говорили древние, предупреждён, значит, вооружён. Следовательно, мы должны предупредить наших. А для этого нам в любом случае нужно выбраться отсюда.
— На чём? — Белый Волк поднял голову и снял свои электронные очки. — Я не умею летать на метле.
— Я тоже давно не пробовала, — озабочено пробормотала я. — Вообще-то в космосе летают на звездолётах.
— У нас нет звездолёта.
— Да тут до черта звездолётов! — разозлилась я. — Хотя бы этот! — я взглядом указала наверх. — Здесь полно топлива, сколько угодно оружия. И при этом мы будем сидеть и вздыхать?
— Согласен, — кивнул он. — И с чего начнём?
— С того, что закончим. Чинить световоды. «Грумы» прекрасно летают в космосе, и эти три как раз могут взять на борт шесть человек. А потом нам, видимо, придётся покинуть наше убежище и сходить на разведку.
— Я схожу на разведку, — с готовностью предложил он. — Меня не засекут.
— Вы выглядите не так, как местные виды, — заметил Дакоста.
— Зато я выгляжу не так, как выглядят те, кого они могут искать.
— Хорошо, — согласилась я, — но сперва закончите ремонт. А мы пока достанем планшеты и обсудим, какие именно районы нам нужно обследовать.
Через пару часов световоды были установлены на места и пилоты приступили к проверке систем экран-поля и радоновой защиты. Истребители исправно окружались голубоватой оболочкой и исчезали.
— Нормально, — кивнула я. — По крайней мере, мы теперь сможем спокойно перемещаться по всей планете.
Белый Волк выбрался из кабины своего «грума» и подошёл ко мне.
— Теперь я могу сходить осмотреться?
— Да, — кивнула я и достала свой планшет. —
— Понятно, а прятаться лучше всего в горах, — кивнул он.
— Совершенно верно. Только камень является непреодолимой преградой для биосканеров, причём камень толщиной не менее трёх-четырёх метров в зависимости от плотности. Если они прячутся, то в каких-нибудь ущельях или пещерах. Вот этот район мне кажется наиболее вероятным. Хотя, и кто-то другой может решить так же, и спрятаться там, где мы даже не подозреваем. Не исключено, что поиски займут не один день.
— Но начинать с чего-то надо, — согласился Белый Волк. — До этой гряды около сотни километров, район большой. Думаю, что к ночи я вернусь. Связи по понятным причинам не будет. Если не вернусь к утру, значит, меня что-то задержало.
— Идите. И будьте осторожны.
— Я всегда осторожен, — серьёзно заверил он и пошёл в сторону расщелины, чтоб подняться наверх.
Белый Волк ушёл, и нам ничего не оставалось кроме, как терпеливо ждать. Утром мы были заняты делом, и это отвлекало от мыслей о гибели баркентины и тех, кто на ней находился. Теперь эти мысли опять подступили, и глухое отчаяние накатило волной. Невольно вспоминались имена, лица, голоса, разговоры. Не хотелось думать о том, кто из них оказался предателем и остался жив. Все они были потеряны, так или иначе.
Я вдруг подумала о том, как сообщу Вадиму Булатову о гибели его внука. Для этого ещё нужно было выбраться из этой передряги, но моё сердце уже сейчас сжималась от одной только мысли об этом разговоре. Я была уверена, что Юрий Булатов предателем не был.
И, пожалуй, Вербицкий тоже. Почему он раньше не сказал, что работал с Андреем Радчуком? Для многих звездолётчиков голос Радчука был голосом Земли. Он был тем далеким другом, который всегда рад слышать тебя и сделать для тебя всё. О нём ходили легенды. Говорили даже, что Радчук может вызвать на связь любую радиофицированную точку Галактики, и даже не радиофицированную. Радист, проработавший в его смене два года, должен быть прекрасным специалистом и надёжным помощником. От ненадёжных Андрей избавлялся деликатно, но решительно. Вербицкий удержался, значит, Андрей ему доверял. У меня в экипаже, оказывается, был отличный радист, и я узнала об этом буквально за несколько часов до того, как потеряла его.
Мне было жаль всех, но почему-то об этих двоих я сожалела более всего. И о баркентине, прекрасной как сон скитальца. Она была не просто творением множества умных и талантливых людей, она была почти живым существом, носившим в себе частички душ своих создателей, впитавшей их мечты, их надежды. Она была прекрасной и сильной космической птицей, рождённой для долгой и интересной жизни, но погибла, едва вылетев из гнезда. И труд множества людей в течение нескольких лет мгновенно разлетелся в космическую пыль, не оставив после себя ничего, кроме обгоревших обломков, разбросанных на тысячу километров на поверхности чужой, далёкой планеты.