Ковчег. Гибель титана
Шрифт:
– Уходим! – Выдохнула Анира. – Любой ценой!
Но именно в этот момент, когда сигнал гиперперехода начал подниматься на дальнем спектре, неизвестный корабль вот-вот должен был войти в систему, ситуация изменилась. Линейный крейсер Империи Арганс словно заранее подготовился к приёму неизвестного “гостя”. Одна из его главных артиллерийских башен, тяжёлая трёхствольная турель, украшенная шевронами с символикой Клинков Империи – вдруг начала медленно разворачиваться. Она не целилась по беглецу. Нет. Она поворачивалась на граничную координату, куда гиперпространственный канал должен был вскоре выплюнуть нового гостя. Имперцы действовали хладнокровно, как охотники, уже
– Они что… – Начала Лавенна, но осеклась.
– Они бьют по входу… – В тон ей прошептала Анира.
На миг всё замерло. А потом – полный залп этой башни, что закончила доворот по новой цели. Три длинных снопа огня. Кинетика с плазменным напылением, разогнанная до предельных скоростей. Снаряды ушли за горизонт сканеров, но все понимали – если гиперсигнатура верна, они попадут туда, откуда должен был появиться входящий систему корабль. Представители Империи работорговцев точно не собиралась рисковать. Даже не узнав того, кто именно приближается, она пыталась ударить на упреждение, сжечь потенциального союзника крейсера Эриш в момент выхода, когда щиты ещё не развернуты, а навигационные системы не успели откалиброваться.
На мостике рейдера повисла тревожная тишина. В глазах Аниры, холодно сверкнул, еле сдержанный ужас. Она знала, что корабль, идущий в в гиперканале, уязвим. Что даже краткий залп может изменить ход не только боя – но и всей судьбы этой системы.
……….
В это же время на мостике линейного крейсера Империи Арганс царила тишина, будто сама Тьма между звёздами замерла в ожидании. У каждого офицера на лице застыла маска подчеркнутого уважения, почти благоговения. За которой, если приглядеться, можно было разглядеть страдание, унижение, и даже полноценное отвращение. Но никто не смел показать и намёка на это. Никто.
И всё только потому, что в центре мостика, в массивном роскошном кожаном кресле, специально доработанном под нестандартный вес, восседал он – Санхрум Делайр, региональный координатор Храма Единого, уполномоченный к надзору за “моральной дисциплиной пограничных территорий”, что в реальности означало – абсолютную власть. Он был огромен. Не просто тучен, а уродливо распухший от излишеств, вплоть до того, что его лицо казалось маской, налитой жиром, с крошечными, глубоко посаженными, маслянисто блестящими глазками, вечно ищущими что-то мерзкое, запретное, униженное. Губы его были влажны, раздуты и подрагивали в предвкушении. Он ел постоянно – сладкие пасты, мясные капсулы, фрукты из особых садов святых планет Храма. И даже сейчас, во время боя, медленно жевал карамелизированную мозговую желе-массу из запаянной чаши, изредка облизывая пальцы с выражением порочной сытости.
На нём была не форменная одежда, а парадно-культовая мантия Храма – из шёлков, вплетённых с микроволокнами для контроля температуры тела. На груди висел знак Единого – круг, пронзённый молнией, символ очищения через страдание. Парадный нимб – голографическое кольцо над головой – сиял бледным белым светом, мигая слабыми ритмами молитвенных фраз.
– О, как же я обожаю эти пограничные чистки… – Промурлыкал он, обращаясь скорее к себе, чем к кому-то в зале. – Эти дикарки… ох, они так смешно кричат в первые дни… такие дикие, такие полные гордыни… – он облизал губы, – а потом… тишина, слёзы, покорность… Ну, или смерть, – он захихикал, как будто вспомнил забавный анекдот.
Офицеры у консоли лишь кивнули, будто слова Храмовника были глубокомысленными изречениями. Один из них, молодой штурман, чуть задержал взгляд – и тут
Командир крейсера, капитан Гейлан Вурм, стоял в нескольких шагах от кресла. Мускулистый, хмурый, человек, не привыкший к поклонам – но сейчас он держал спину чуть согнутой, словно искривлённой от почтения. Его лицо было почти непроницаемо, но в уголках губ дрожала едва заметная судорога. Он не мог отказать Делайру. Никто не мог.
Санхрум был выше закона. Ведь именно он обеспечивал "перераспределение грешников". А значит – поставки дешёвой рабсилы, тест-субъектов для психогенетических проектов, и живого материала для планет, где ещё не внедрили полный контроль за популяцией. Одним словом, он был полезен. А заодно – абсолютно опасен. Он мог одним докладом стереть династию в пыль, объявив “отклонившимися от заповедей”. И даже командиру линейного крейсера, наследнику древнего рода воинов Империи Арганс, приходилось пресмыкаться перед этим жирным паразитом.
– Надеюсь, – продолжил Делайр, всё ещё не поднимая взгляда от своей еды, – эти дикарки не сожгут свои тела плазмой, как делают особо упрямые. Я хочу их живыми. Ммм… – его язык медленно облизнул крошки с уголка рта. – У них, говорят, такая восхитительная кожа… вся в узорах… татуировки боли, как они их называют… я бы с удовольствием увидел, как она бледнеет под кнутом. Ах… – он задрожал всем телом от плотского экстаза. Один из офицеров машинально сглотнул. Другой тихо вытер пот со лба. На мостике царила абсолютная тишина, в которой слышно было даже, как капля жира упала на подлокотник кресла Делайра.
А в это время на тактическом дисплее загорелся красный индикатор. На мостике линейного крейсера Империи Арганс царила напряжённая тишина. Мягкий гул систем, слабое потрескивание линий связи, редкие команды по тактическим каналам – всё было приглушено, словно сама атмосфера судна подчинялась плотному, тягучему присутствию Санхрума Делайра. Он сидел в кресле, откинувшись назад, развалившись так, словно это был не мостик военного корабля, а личный пиршественный зал. Толстые пальцы обмякли на подлокотниках, подбородки колыхались при каждом глотке, а глаза, затуманенные, смотрели на тактические проекции с ленивым наслаждением охотника, уверенного в победе. Вдруг, почти неслышно, с заднего ряда постов донёсся чуждый этому сонному спокойствию звук – резкое всхлипывающее восклицание. Кто-то встал. Кто-то, кто не должен был говорить без разрешения.
– Господин капитан!.. Прошу прощения, но… – Раздавшийся голос был низкий, в нём слышалось сдерживаемое напряжение, испуг, но и что-то похожее на тревогу. И вся сцена на мгновение застыла, как будто кто-то вонзил нож в дыхание корабля.
Санхрум Делайр тут же вскинул голову, как разъярённая жаба, выныривающая из грязного болота. Его жирная шея задрожала, в глазах мелькнул огонёк ярости, и с губ сорвалось злобное, шипящее карканье:
– Раб… ты… осмелился… говорить?.. на мостике? В моём присутствии… – Его писклявый голос был почти ласковым, но в этой ласке сквозила хищная угроза, от которой по спинам нескольких офицеров пробежал холодок. И все присутствующие тут же инстинктивно обернулись – и увидели тощее, согбенное существо, серокожего раба с удлинённой шеей и большим черепом. Раб стоял у систем наблюдения. Его длинные пальцы, испещрённые ожогами и следами инъекций, всё ещё дрожали, сжимая сенсоры интерфейса. На нём был простой тёмный комбинезон с ошейником управления, а на правой руке – клеймо Храма.