Козацкие могилы. Повесть о пути
Шрифт:
…Не сразу казакам удалось отыскать шатёр Богуна, который отличался от прочих лишь тем, что стоял на пригорке посередине других. Полковник стоял подле него, одетый как обычный казак, разве только сабля поблескивала дорогою отделкой да краснели сафьяновые сапожки с серебряными подковами и длинными шпорами на шляхетский пошиб. На его загорелом продолговатом лице заметно выделялись иссиня-чёрные, висевшие книзу густые усы. Безо всякого колебания раздавались наказы сотенным атаманам, вслед за чем их сотни гурьбою выезжали в ночную мглу. Остальные казаки располагались на отдых; только последние удальцы,
— Да знаю я, — спорил с ними курчавый казак из москалей, — что вы мастаки бить десницей; а вот ты попытай-ка, что с левой выйдет!
Но и от удара мощною шуйцей кошма разлетелась надвое. Под общий хохот хозяин её, виновато ухмыляясь, почесывал затылок.
Левко с Микитою подошли прямо к Богуну, который наблюдал за правильностию исполнения приказов.
— Пане полковнику, — обратился к нему Микита, — я казак вашего полку, Полторак Микита, имею важную справу.
— Говори.
— Нынешним вечером близ расположения Белоцерковского полка я натолкнулся на бывшего атамана реестровых казаков Петра Даниленка, про которого ходит неложная молва, что он, перевозя панскую казну, прихватил деньги себе.
— Знаю. Говорил уже мне седой казак по прозвищу Спека, — при звуке этого близко знакомого имени парубки молча переглянулись. — Но есаулы, перебрав белоцерковцев, не нашли такого по имени. Может, переменил он его или ещё как-то сховался. Будем искать — отдыхайте с миром. Трубач, отбой! Да разослать вестовых, чтобы все точно спать легли…
Левко и Микита отошли от шатра и решили отправиться на поиски земляка Спеки. Кое-где виднелись лишь огоньки люлек да теплились незагашенные костры, а по краю табора ездили по двое конные дозоры. Где-то послышалась, отличная от общей, московская речь — там, должно быть, расположились донцы. Разговор их делался всё громче и громче:
— Нельзя, бабуля, здесь войско стоит!
— Да я знаю, что войско, — а все ж своему Миколе пирожочков принесла, тут наше село совсем рядом.
— Не годится, старая, рядом чи не рядом: теперь все Николы равны, так что можешь и нам оставить.
— А вы-то кто будете?
— Да мы, бабка, с Дону пришли.
— Ну и наши тоже ведь с дому, — подтвердила тугая на ухо старушка. — Все-все из дому поутекали.
Донской дозор и просительница, не сумев столковаться, ненадолго примолкли.
— Ин ладно, хлопцы, — опять принялась за своё бабуся, — нате уж вам пирожки, а там передайте Миколе нашему или сами съешьте на доброе здравьице — это как знаете. Бери, сынку, вместе с платком бери, да бей крепче иноверца. У вас-то небось нету таких супостатов…
— Помогай Бог, старая, нашими молитвами и Николиными. Мы уж им подсыпем на славу — было б куда укласть. Да и у нас в дому вражин своих в достатке, только каждому свой час и срок!
Разговор угас. Стерегут табор и конные, и пешие, не дремлют. Издалека послышалась песня «Эй, душа, добрый конь…»
Потом оттуда стал приближаться верховой и вдруг разом остановился. А чуть позже пронеслось решительное: «Первая сотня, по ко-оням!» И через пару мгновений непроглядная темеиь поглотила тяжкий топот сотен копыт — это побратимы-донцы понеслись, разбуженные тревогой. Неспокойна
Левко да Микита проминули уже стоянку своих, где стреноженные копи шумно жевали сено и влажно блестящими в багровых сполохах глазами чутко высматривали хозяев, фыркая и бия ногами о землю. На поднебесном раздолье, накрывшись кто свиткою, а кто чистым воздухом, разметались пешие казаки и загоны крестьян. Только в одном месте ещё не почивают, и горсточка людей, встревоженная или растормошенная, прислушивается к чьей-то речи. Посреди народа высится боком к огню сивоусый старик в чёрной чумарке, ещё куда как крепкий для своих немалых лет; он стоит, опираясь на саблю, как на костыль. Что-то знакомое почуялось в могучей стати, нечто сурово-непреклонное в обличье и широких плечах, хотя и согбенных житейскими невзгодами. Пламя бросило отсвет в лицо, и на виске ясно обозначился длинный шрам.
— Да вот он, дед Спека-то! — вскричал Левко. — Гляди, Микита, а с ним и ещё наши!
Старик разом обернулся на голос и тотчас попал в объятия молодых казаков.
— Левко! Микита! вот так свидание! — гудел он. — Ты посмотри, Алексейка, то наши беглецы, что когда-то дважды пану петуха красного подпустили!
Он пустился тискать их, на что и они, кряхтя, старались отплатить тою ж монетой.
— Ну, подросли хлопцы, нечего молвить, — довольно заключил, отдышавшись немного, бывший их сельский атаман.
Сын его Алексей и земляки-парубки даже пустились с ними целоваться. А старому всё мало:
— Ого-го! — кричит. — Да в эдаком разе, хоть полковник и заказал накрепко, всё одно выпить надобно! Матери его чтоб клюку на руку!
Тут он шасть куда-то вбок, а через мгновение, глядишь, появился с полною сулеёю под мышкой:
— Клюкнем, хлопцы, клюкнем, молодцы, чтоб и там дома у нас не тужили!
— Ты гляди, — говорили кругом, — ну и хитёр бывалый человек: где он только её прятал, да сам терпел и не пил?
— Не отхлебнул, ребята, ну ни капельки. А вон оно и пригодилось, теперь с сынками наречёнными разделю. Мат-тери его грошей кошелка, а выпью!
Он налил добрую чарку вскрай, так что кто-то сбоку аж крякнул: «Вот уж полна-широка — собака не перескочит!» — и пустил её по кругу…
— Ан и довольно. Оно не мешало бы усугубить, да кабы ещё полковник не пожаловал на угощение. Не годится по древнему казацкому закону пить на походе. Ну, расповедайте, как жили-поживали! Ох ты, Микита, и раздался, чисто медведь — посейчас кости скулят от таких лапищ. Попадет кто под горячую руку — и не почуешь, как дух пустишь на волю.
— А чего особенно говорить, — заскромничал Микита. — Как убежали тогда от панской челяди, так помаленечку до Запорожья и довлеклись. Вот разве что не позабыть молвить: мы ведь наскочили совсем ненароком на вашего побратима, Нестора Недолю.
— Братишка мой! Да каков он теперь, что поделывает? Господи Вседержитель, сколько лет не видались — как раз после Хотина! Вот уж не чаял радости ещё раз услыхать.
— Глядится вполне ничего — крепкий, даже не так чтобы поседел. На его собственном хуторе и застали, да ещё три дня он нас припрятывал. А больше уже не попадался — из-под Жёлтых Вод минули стороною. Ну, а что из дому слыхать?