Крадущийся охотник, затаившийся дракон

Прядильщик Артур Иванович

– Так зачем вам понадобилось, чтобы я принимал эту пилюлю? – Меня этот туман не впечатлил – ее матушка выдавала на порядок больше.

Рык прекратился, туман и давление исчезли. Хана вздохнула. Хана закатила глазки. Хана повертелась некоторое время юлой. Хана, наконец, легла, положив морду на лапы.

– Долго объяснять. Давай ты мне просто поверишь и примешь, наконец, эту демонову Жемчужину!

– А ты попытайся. До завтрашнего утра еще много времени. Ты подумай пока. – Я сел поудобнее. – Все, не отвлекай. У меня – вечерняя медитация.

– Пф! –

«Хмыкнула» медведица. – Достигнешь просветления – не забудь свистнуть!

На провокацию я не повелся: Хане только слово скажи – и увлекательная дискуссия-перебранка затянется еще на час.

Глава 2

Что вы себе представляете, когда слышите слово «медитация»?

Наверно, иллюстрации из древних манускриптов, на которых лысый мужик с точками на черепе сидит в позе «лотоса» с одухотворённым лицом. А вокруг этой картинки – куча мелкого непонятного текста… да еще и на каком-нибудь мозголомном языке типа санскрита, китайского мандарина или этого… ну, у японцев который…

Или столь же непонятные схемы с движением столь же непонятных энергий – ци, праны, маны, бахира, чакры. Как они должны течь, где концентрироваться, через что выходить, и куда заходить.

Не отрицаю, что все это имеет место быть. Но не с моей энергетикой, которой я управлять могу очень и очень посредственно. И о причинах этого безобразия меня Хана уже просветила.

Учитывая мою бездарность в Цигуне, для меня медитация – это либо тренировка разума, либо просто размышление. И в моем понимании, и в моей практике.

Мозг человека, увы, ограничен в своих способностях. Всего-то шесть-семь-восемь одновременно «рассматриваемых» сущностей, куча лишней шумовой информации, идущей через органы слуха, зрения и осязания, необходимость управлять всем организмом… и вечный внутренний диалог, как щенок отвлекающийся на любой новый шум или другой раздражитель, бросающийся на любой шевелящийся предмет – будь то тапок хозяина или занавески.

Мозг нужно тренировать. Читать, думать, запоминать, размышлять, планировать… фантазировать.

Мозгу надо помогать. Убирать раздражители, успокаивать «щенка». Тупо закрыть глаза и расслабить тело в удобном положении. И, для начала, постараться не уснуть.

В этом случае высвободившиеся ресурсы серого вещества с куда большей вероятностью смогут помочь обнаружить то, чего разумное существо не видело до этого момента пребывая в своей обыденной суете. Конечно, в процессе придется постоянными осторожными «шлепками» направлять мысли в одном направлении, потому как они будут пытаться разбежаться на кучу интересных тем.

Сегодняшняя медитация, как и все прочие до этого, была посвящена обдумыванию и систематизации информации, полученной от Шу Ливея.

Самым интересным для меня, разумеется, была личность Лю Гиафо – то есть моя личность. Если отбросить всю «шелуху» и посмотреть на проблему в общем, как бы «сверху» (а начинать всегда стоит именно с этого), то в глаза бросится главное – Лю Гиафо каким-то образом выжил

в первоначальной истории. Но в «моей» истории я выжил из-за того, что ушел из деревни праздновать свой маленький «попаданческий» праздник – свой личный день рождения – «День попадуна».

А каким образом я мог выжить в варианте Ливея? Правильно – мама и папа. Ни их тел, ни тел сестер – Цу, Микки и Хао – я в деревне не нашел. Логично предположить, что в первоначальном варианте – обзовем его, как ему и положено, «Каноном» – родители смогли защитить не только сестер, но и меня. Потому что в отличие от погибших тогда старших братьев, успевших обзавестись семьями в своих новых домах – я все еще жил с родителями.

Тем не менее, в Каноне засветился только я, а не родители и сестры. Да еще и добрался до Императорского дворца, устроив там большой «бада-бум». Нет, могло быть всякое, но исходя из простых правил анализа, усложнять предположения не стоит, стоит брать самое простое объяснение. Для начала. И только потом, если не стыкуется, искать варианты… «сиреневенькие с переподвыподвертом».

* * *

Жаренный на костре кабанчик был уничтожен Ханой, как всегда, молниеносно.

– Спасибо. – Вежливо поблагодарила она. – Было вкусно. У тебя получается все лучше и лучше. Есть, конечно, моменты, над которыми еще нужно поработать. Но ты стараешься, молодец! Одобрямс!

– Пожалуйста. – Я вытирал руки тряпкой, смоченной в слабом растворе уксуса.

– Тебе прививки делали?

К образованности Ханы я привык и уже не дергался от всех изрекаемых ею явных анахронизмов. Более того, в разговорах с Ханой я тоже не собирался фильтровать свой словарный запас.

– От чего именно?

– Любые. Впрочем, твой вопрос как бы намекает. С термином и понятием вакцинации ты знаком.

– Знаком. – Кивнул я, аккуратно расстеливая тряпочку на ветке кустика, чтобы она просушилась.

– Во-о-от! – Медведица воздела коготь и торжественно провозгласила. – Ты – прививка! Вакцина!

Я посмотрел на коготь. Я задумался. Хана тоже молчала, с интересом поглядывая на меня.

– Кто решил, что попаданцы – это болезнь? Болезнь для чего или для кого? Для мира в целом или для отдельных групп существ, живущих в этом мире, и считающих, что могут что-то решать? Как определили, что это болезнь? Договорились? Кто-то один постановил? Раньше этой «болезнью» уже «болели», голубчики? Кто сделал «прививку»?

– Какой же ты у меня умненький! – Умилилась Хана. – Прям, почемучка!

Она даже поплотнее подобрала под себя лапы, чтобы не искушать себя и снова не двинуть меня дружеским шлепком между лопатками. Меня ж снесет. Прямо в горящий костер… И она останется без ежедневных жаренных кабанчиков.

– А по сути вопроса? Без комплиментов если?

– Существа из других миров – это нормально. – Покивала Хана. – Не всегда приятно, но пережить можно. Типа легкого насморка или царапины, которая быстро заживет. Тут иммунная мировая система справляется сама и достаточно легко.