Крах тирана

Казиев Шапи Магомедович

Но даже всех вместе горцев было не так много, чтобы поколебать уверенность Надир-шаха в победе.

Над Согратлем возвышалась боевая башня. Таких башен в селе было несколько, но этой, передней и самой большой, предназначалась важная роль. Наверху, кроме дозорных и стрелков, были и Амирасулав с Абашем. Они придумали, как подавать сигналы отрядам, пока еще скрытым в засадах вокруг Хицибского поля. Это были отряды из разных обществ, и их знамена теперь стояли здесь же, на верхнем ярусе башни. Поднятие одного из них означало сигнал к атаке для того отряда,

которому знамя принадлежало.

Противники стояли лицом к лицу, ожидая сигнала к битве.

Вдруг каджарская рать расступилась, и вперед вышел богатырь-мазандеранец. Он был облачен в украшенные золотом доспехи и воинственно ударял кривым мечом по своему щиту.

– Эй, горцы! – хрипло крикнул он. – Выходи на поединок, кто может со мной сразиться!

Стоявшие позади него сарбазы, надеясь устрашить горцев, принялись бряцать оружием и восхвалять силу своего богатыря.

Сразу несколько горцев порывалось выйти ему навстречу, но Чупалав удержал их.

– Ваша храбрость всем известна, но лучше оставьте этого зверя мне.

– Брат мой, – сказал ему Муртазали, – в бою случается всякое, а андалалцы не должны остаться без предводителя. Лучше я сражусь с этим верзилой. И пусть мой отец услышит, как сын расправился с врагом.

– Я его одолею, – обещал Чупалав. – А если с тобой что-то случится, наше войско потеряет слишком много. Да и отец твой не перенесет такого горя.

– Горе будет у родителей нашего врага! – рвался в бой Муртазали.

– Вышел бы на поединок сам Надир – тогда другое дело, – сказал Муса-Гаджи. – А на этого лучше пустите меня, я вырву его сердце!

– Он сможет! – поддержали Мусу-Гаджи горцы.

– Он этого кабана быстро прикончит!

Мазандеранец насмешливо поглядывал на андалалцев, а сарбазы подбадривали своего богатыря воинственными воплями.

– Неужели среди вас нет мужчин? – насмехался мазандеранец. – Тогда пусть выйдет женщина, я справлюсь с ней без оружия! И даже не стану убивать!

Сарбазы ответили дружным хохотом.

Муса-Гаджи вышел вперед и изготовился к схватке.

– Только будь осторожен, – напутствовал Мусу-Гаджи Чупалав. – Не хотелось бы терять такого друга.

– А мне не хотелось бы терять такого зятя, – сказал Мухаммад-Гази, вынимая из ножен свою саблю. – Разрешите мне сразиться с этим богатырем.

– Лучше я сам! – настаивал Муса-Гаджи.

– После свадьбы ты обещал мне подарок, – напомнил ему Мухаммад-Гази. – Пусть этим подарком станет возможность отомстить врагу.

– Мухаммад-Гази, – пытался остановить его Чупалав, – этот воин слишком силен.

– Посмотрим, крепче ли он той стали, которую я ковал всю жизнь, – усмехнулся Мухаммад-Гази, выступая вперед.

Муса-Гаджи понял, что тестя уже не остановить. Он вручил ему щит и сунул за голенище его сапога свой узкий кинжал.

– Пригодится, – сказал он, поглядывая на противника. – Слишком много на нем доспехов.

Мазандеранец обрадовался, увидев вышедшего на поединок седобородого горца. Забили барабаны, запели трубы, играя персидский боевой марш. И мазандеранец,

приплясывая, двинулся на Мухаммада-Гази.

В ответ зазвучала горская зурна, как голос родины, ждущей избавления от кровавого нашествия.

От этого поединка зависело многое. И Мухаммад-Гази знал, что обязан победить. Он смотрел в глаза мазандеранцу, и в памяти его вставали погибшая жена, дочь, испытавшая столько горя, сожженные аулы, могилы друзей, крики детей, умиравших под копытами вражеских коней. Жгучая жажда мести наполняла Мухаммада-Гази неукротимой силой.

– Эй ты, несчастный! – самонадеянно ухмылялся мазандеранец. – Неужели тебе не жаль свою жену, которая сегодня станет вдовой? Или детей, которые останутся сиротами?

Не успел мазандеранец договорить, как Мухаммад-Гази произнес «Бисмилля…» и нанес ему удар такой силы, что щит врага раскололся надвое.

По рядам горцев пронеслись восхищенные возгласы, а их враги тревожно зашумели.

Опешивший мазандеранец бросил щит на землю и заорал:

– Мне не нужен щит, чтобы убить тебя!

Тогда Мухаммад-Гази тоже отбросил щит и ответил:

– А мне жаль, что придется осквернить свою саблю твоей собачьей кровью.

Разъяренный мазандеранец бросился на противника, но Мухаммад-Гази стойко отражал его удары, а затем стал нападать сам. Они несколько раз сходились в яростной схватке, от клинков сыпались искры, доспехи едва выдерживали удары, от кольчуги горца летели звенья и целые куски – от доспехов мазандеранца. Но видавший виды Мухаммад-Гази приноровился к противнику и начал одолевать неповоротливого мазандеранца, который слишком надеялся на свою огромную силу.

И когда мазандеранец собрался нанести противнику смертельный удар, вложив в него всю свою мощь, Мухаммад-Гази немного отступил в сторону. Меч врага скользнул по его мечу и кольчуге, и мазандеранец не успел опомниться, как получил сокрушительный удар по голове. Не сумев устоять, пехлеван упал в грязь, выронив свой тяжелый меч и потеряв шлем.

В стане каджаров пронесся стон, а горцы радостно засвистели и закричали:

– Добей его! Добей!

Когда мазандеранец очнулся, то увидел стоящего над ним горца.

– Вставай и бери меч, – сказал Мухаммад-Гази. – Мы – не вы, мы не убиваем безоружных.

Мазандеранец взвыл от злобы и позора. Вскочив на ноги, он схватил брошенный ему боевой топор и кинулся на Мухаммада-Гази. Топор уже завис в воздухе, чтобы обрушиться на андалалца, но тот опередил врага и нанес ему молниеносный удар саблей. Доспехи мазандеранца выдержали, но сам он был ошеломлен настолько, что выронил топор и повалился на Мухаммада-Гази, из последних сил пытаясь раздавить его в своих железных объятиях. И тут андалалец выхватил из-за голенища узкий кинжал и вонзил его между латами врага. Мазандеранец упал на землю.