Крах тирана
Шрифт:
Шаху показалось, что наставницы излишне усердствуют, и он сам явился в гарем. Фируза, действительно, выглядела теперь совсем иначе. Она заметно похорошела, усвоила гаремный этикет, оставила свое затворничество и даже улыбалась в ответ на вопросительные взгляды Надира.
– Ты так ничего и не взяла в моей казне, – напомнил Надир.
– Мне ничего не нужно, – ответила Фируза, опустив глаза.
– Но я хотел бы подарить тебе то, чего желает твое сердце, – предложил шах.
– Тогда пусть мой повелитель вернет мне родину, – тихо сказала Фируза.
–
– Но мне хотелось бы взглянуть на ту, где осталась моя семья, – упрямо твердила Фируза.
– Девушка еще не готова, – недовольно сказал Надир евнуху Лала-баши и покинул гарем, провожаемый призывными взглядами других его обитательниц.
– Осталось совсем немного, мой повелитель, – горестно вздыхал Лала-баши, семеня за своим господином. – Эта дикарка почти уже готова к счастливому свиданию!.. Еще чуть-чуть…
– Еще чуть-чуть, и твоя жизнь будет не в счет, – пригрозил Надир-шах.
Лала-баши отлично знал, что означают эти слова, и бросился к ногам Надира.
– Умоляю, пощади своего верного слугу, владыка!
– Слуги должны служить, – ответил, не оборачиваясь, Надир.
– О, если бы великий шах позволил мне построже относиться к его избраннице, – заныл Лала-баши.
– Я сказал – ты понял, – гневно бросил Надир, и стражники закрыли за ним дверь.
Но огорчения Надира на этом не закончились. Когда он пытался успокоить свою гордыню музыкой, вином и кальяном, явился серый от страха визирь. В руках он держал письмо с большой красной печатью и шкатулку.
По лицу визиря Надир-шах понял, что случилось что-то важное. Он кивнул секретарю, тот взял письмо и сломал печать. По мере того, как он читал письмо, лицо его делалось все бледнее.
– Ну, что там? – мрачно спросил Надир, отставив кубок с вином.
Секретарь поднял глаза от письма и дрожащим голосом произнес:
– Не смею вымолвить, мой повелитель…
– Говори, – приказал Надир. – Я вижу, что на письме печать Ибрагим-хана.
– Да, – тихо произнес секретарь. – Но письмо написал его визирь…
– Визирь? – не понял Надир-шах. – Что же он пишет?
Секретарь собрался с духом и начал читать:
– Прославленному, великому, опоре справедливости и правосудия, украшающему мир щедростью и великодушием…
– Переходи к сути! – раздраженно взмахнул рукой Надир-шах.
– В письме говорится, что его высочество, возлюбленный брат вашего величества Ибрагим-хан погиб, – пугаясь собственных слов произнес секретарь.
– Что?! – взревел Надир-шах. Он вскочил и вырвал письмо из рук секретаря. – Как это может быть? Кто посмел поднять руку на моего брата?!
Визирь и секретарь молчали, будто лишившись дара речи.
Тем временем Надир лихорадочно пробегал строку за строкой и начинал снова, будто не веря своим глазам.
«Храня преданность и опасаясь исказить истину, доношу великому падишаху…» – сообщал визирь Ибрагим-хана.
Из письма следовало, что отряд Ибрагим-хана, решившего окончательно усмирить горцев, окружили
Все еще не веря прочитанному, Надир-шах открыл шкатулку. В ней лежала джика, которую Надир посылал в подарок брату – второму после шаха человеку в Персидской державе.
Удостоверившись, что непоправимое случилось, Надир изорвал письмо в клочья и мрачно уставился на своего визиря.
– Они мне за это заплатят, – прошипел Надир. – А кто избежит смерти от моих сабель, умрет от жажды, ибо вместо воды их реки и родники наполнятся кровью.
К шаху были немедленно созваны минбаши-тысячники и вельможи. Прослышав о гибели Ибрагим-хана, они явились со скорбными лицами, выкрикивая проклятия горцам и сокрушаясь, что не смогли отдать свои жизни вместо жизни драгоценного брата властелина мира.
Но Надир-шаху было не до соболезнований. Он пребывал в тяжком отчаянии, которое сменялось вспышками ярости и гнева.
Окинув мрачным взглядом своих приближенных, Надир-шах сказал:
– Вы достаточно преуспели в грабежах, теперь настала пора показать себя в настоящих битвах.
Возражать владыке никто не смел.
– Повелеваю, чтобы лучшие из моих войск немедленно выступили на Кавказ, – приказал Надир.
Шахские военачальники знали, что значит воевать с горцами, и покидать богатую, теплую Индию ради того, чтобы испытывать судьбу в горах Кавказа, никому не хотелось. Но еще меньше им хотелось испытать на себе гнев Надир-шаха, суливший верную гибель.
– Будет исполнено, мой повелитель, – поклонился визирь, приложив руку к сердцу. Вслед за ним склонились перед волей падишаха и все остальные.
– Я не позволю врагам смеяться над нами, – все более приходил в ярость Надир-шах. – Что скажут турки, что скажет Европа, что скажут все остальные, когда узнают, что жалкая горстка смутьянов посмела нанести вашему господину такое страшное оскорбление?
Я втопчу этих собак в землю!
Возглавлять войска, высылаемые из Индии, был назначен испытанный в боях Кани-хан, бывший теперь правителем Герата, который он же прежде и захватил со своей конницей. На борьбу с повстанцами шах велел двинуть в Джар и те войска, которые стояли в Грузии и Хорасане под началом Мухаммада Фет-Алихана. А визирю приказал не жалеть казну, чтобы войска ни в чем не испытывали недостатка.
– И если к прибытию нашей священной особы мятежники Джара и Тала не будут разбиты, а из их голов не будет насыпана высокая гора, то вместо их голов полетят ваши! – пригрозил Надир.