Крах тирана

Казиев Шапи Магомедович

Дервиш-Али и в самом деле был теперь в большом почете. Не имея других сведений, согратлинцы были вынуждены слушать юродивого, у которого всегда было что рассказать.

– Они на наших полезли, а Муса-Гаджи как даст им! А Чупалав как добавит!.. – расписывал Дервиш-Али, будто видел все это воочию.

Люди давно привыкли к его фантазиям, но в душе всем хотелось, чтобы так оно и было, как рассказывал Дервиш-Али. И они с удовольствием его слушали. Взрослые, конечно же, не верили и только улыбались, а детвора верила во все, что говорил Дервиш-Али.

Даже в то, что от одного удара сабли Чупалава лишалось голов по десятку каджаров, а каждая стрела Мусы-Гаджи разила сразу пятерых.

Вот и на этот раз люди сходились на годекан послушать новости, которые принес Дервиш-Али.

– Самого Ибрагим-хана наши убили, а кызылбашей его обратили в пыль! – радостно сообщил Дервиш-Али.

– Не может быть, – усомнились аксакалы.

– Самого брата шаха Надира убили?

– Его самого, пса шелудивого! – убеждал Дервиш-Али. – Не верите?

– Верим, верим, Дервиш-Али.

– Но кто тебе все это рассказал?

– Как это кто? Сам Муса-Гаджи!

– Муса? – встрепенулась мать джигита, которая тоже приходила послушать Дервиша-Али и сидела с женщинами на крыше соседнего дома. – Где ты его видел?

– Скоро сами увидите, – пообещал Дервиш-Али. – Да вон он едет!

Все обернулись к дороге, поднимавшейся к аулу, и действительно увидели всадника.

– Вай, сынок мой! – всплеснула руками мать Мусы-Гаджи и заторопилась ему навстречу.

Она встретила сына у края аула. Тот спрыгнул с лошади и обнял свою мать.

– Здравствуй, мама, – взволнованно говорил Муса-Гаджи. – Здорова ли ты? А как дома дела? Как в ауле?

– Слава Аллаху, все хорошо, – отвечала мать, утирая выступившие слезы. – А ты не ранен, не болен?..

– Нет, мама.

Немного успокоившись, мать гордо взяла коня под уздцы и повела его через село. А люди уже спешили навстречу, радуясь благополучному возвращению Мусы-Гаджи.

На годекане его ждали аксакалы во главе с кади Пир-Мухаммадом.

– Салам алейкум, почтенные! – приветствовал их Муса-Гаджи.

– Ва алейкум салам, – ответил Пир-Мухаммад.

Муса-Гаджи учтиво пожал руки аксакалам, которые были рады его прибытию.

– Что ж, садись с нами, расскажи, что случилось в Джаре, – пригласил Пир-Мухаммад.

– Да-да, расскажи, – наперебой заговорили аксакалы.

– А то до нас долетали какие-то хабары…

– Как дым от огня…

– А как на самом деле было?

– Вы и в самом деле победили?

Дождавшись, пока аксакалы усядутся на свои почетные места, Муса-Гаджи вернулся к своему коню и начал развязывать горло седельной сумки.

Аксакалы ожидали увидеть что угодно, но не то, что достал из сумки Муса-Гаджи. Он бросил перед ними сложенный несколько раз кусок материи.

– Что это? – спросил Пир-Мухаммад.

Но он уже догадывался, что привез Муса-Гаджи. Аксакалы развернули ткань своими палками, и перед ними предстало продырявленное в нескольких местах знамя с изображением льва с мечом в лучах восходящего солнца.

– Это знамя

Ибрагим-хана, да отправится душа его в ад, – сказал Муса-Гаджи.

– Как вам удалось их победить? – спросил Пир-Мухаммад, продолжая разглядывать важный трофей.

– Ибрагим-хана погубила самонадеянность, – ответил Муса-Гаджи. – Мы заманили его в ущелье, а он решил, что мы испугались его большого войска, и вошел в ущелье, как в свой гарем.

– Что же было дальше? – спросил Пир-Мухаммад.

– Сначала джарцы подстрелили хана, потом его приближенных, а затем мы напали на кызылбашей, как волки на зайцев.

По годекану и всему майдану пронесся одобрительный гул.

– Ну вот! – радовался Дервиш-Али. – Что я вам говорил?!

Петух его пару раз клюнул знамя, но, не найдя ничего интересного, царапнул когтями по львиной морде и отправился обхаживать кур, копошившихся у края годекана.

Аксакалы задавали Мусе-Гаджи все новые вопросы, и ему пришлось рассказывать в подробностях, что и как было в Джаре. О своих делах он старался говорить вскользь, только чтобы не нарушать канву событий. Но о посещении ставки Ибрагим-хана и о том, что он там увидел, ему рассказать пришлось. Это было важно.

Вдруг он увидел отца Чупалава, который тоже внимательно его слушал. Тогда Муса-Гаджи стал рассказывать о своем друге и его богатырских подвигах. И лицо старого Сагитава посветлело, когда он услышал, как мужественно дрался с захватчиками его сын, узнал, что Чупалав вернулся живым, хотя и не решился показаться ему на глаза.

Но чем дольше рассказывал Муса-Гаджи, тем больше его охватывало беспокойство. Он то и дело оглядывался на собравшихся вокруг людей и не находил среди них Фирузы. Зато он заметил ее отца Мухаммада-Гази. В глазах его застыл мучительный вопрос, на который Муса-Гаджи не мог ответить. И вопрос этот был ответом на то, что больше всего хотел узнать Муса-Гаджи: Фирузы в Согратле не было.

Оставив людей обсуждать услышанное, Муса-Гаджи подошел к Мухаммаду-Гази. Тот уже оправился от боевых ран, но боль от потери жены и дочери терзала его сердце.

– Ты не нашел ее, – произнес Мухаммад-Гази, стараясь не смотреть Мусе-Гаджи в глаза.

– Значит, она не вернулась? – с горечью спросил Муса-Гаджи.

Мухаммад-Гази лишь покачал головой.

– Она вернется, – сказал Муса-Гаджи.

– Как, если ее убили персы? – воскликнул несчастный отец.

– Она жива, – убеждал Муса-Гаджи. – Я нашел вот это.

И он показал Мухаммаду-Гази ее кольцо. Тот осторожно взял колечко, вгляделся в него и приложил к своему лицу, будто надеялся почувствовать тепло руки своей дочери.

– Это кольцо было на ее руке, – произнес Мухаммад-Гази, едва сдерживая навернувшиеся слезы. – Откуда оно у тебя?

– Я выяснил, что ее пленили, как многих других девушек. Но кому-то удалось бежать, – говорил Муса-Гаджи, стараясь успокоить своего учителя. – Я был в Ахтах, но там ничего о ней не знают. Я надеялся, что она сумела вернуться сюда.