Крах тирана

Казиев Шапи Магомедович

– Повеление владыки будет исполнено с усердием, – еще ниже склонился визирь.

– Особой нашей милости удостоится тот, кто возьмет зачинщиков живьем, – приказывал Надир. – Я изжарю их на костре, как куропаток! Поспешите же исполнить мою волю!

Визирь и военачальники, пятясь, чтобы не оказаться к шаху спиной, покинули тронный зал. Наступила гнетущая тишина. Был слышен лишь скрип калама, которым секретарь записывал повеления владыки.

– Горцы… – сжимал кулаки Надир. – Они содеяли это на свою погибель.

Ярость шаха требовала выхода. И голова курьера, доставившего скорбную весть, перекочевала с его шеи на острие копья.

Глава 31

Слухи

распространились быстро. И когда во дворец был призван русский резидент Калушкин, он уже знал о случившемся. Калушкин спешил, изнемогая от желания поскорее выяснить, что теперь будет, когда горцы снова поднялись против завоевателей и сделали то, чего Надир им никогда не простит? Но дипломатический этикет диктовал свои правила.

– Ваше величество пожелали меня видеть? – поклонился шаху Калушкин.

– Да, друг мой, – вопреки ожиданиям спокойно ответил Надир-шах. – Сегодня день особых подарков. И мне было бы лестно, если бы русский посланник потрудился еще раз посетить сокровищницу и выбрать дары, которые я хочу послать вашей царице.

– Выбрать дары? – удивился Калушкин. – Время ли теперь, ваше величество?

– Русская царица сделала мне так много хорошего, – говорил Надир-шах. – И земли персидские по-дружески вернула… А ваш генерал Левашов даже прислал из Баку инженеров и бомбардиров, когда я отнимал Гянджу у наших общих врагов – турок. Так что бери что угодно, только бы царица была довольна моим подарком.

– Вот оно как, – лихорадочно размышлял про себя Калушкин. – С чего бы такая щедрость? Не иначе как снова на Кавказ собирается, да боится, что мы ему воспрепятствуем?

Калушкину не хотелось брать из награбленных богатств. Но дипломатическая служба вынуждала его делать и не такое. Интересы державы не всегда совпадали с велением сердца. На то она и служба государева.

– А сокровища – что ж, они предметы бездушные, им все равно где лежать. Только бы фавориты не растащили, – продолжал размышлять Калушкин, направляясь в казначейство с приставленными к нему чиновниками. – Ведь могут весьма пригодиться сокровища эти, коли новая война с персиянами. Не навечно же мы Надиру отдали то, что царь Петр немалыми трудами приобрел. Воевали, воевали, и на тебе – граница в Кизляре! Да еще пару крепостей срыли, чтобы недругу не достались… Очень даже пригодятся сокровища. Да и не Надировы они, а индийского царя. Тот еще и рад будет, если они послужат отмщению нанесенной ему обиды.

В том, что Надир не ограничится Кавказом, если сумеет прибрать его к рукам, Калушкин не сомневался. И уже мысленно сочинял письмо, которым сопроводит подарки шаха русской императрице. Хотя и пошлет его иным путем, через верных людей. Незачем шаху знать, о чем у русского посланника душа болит. А пока нужно было приниматься за дело.

В сокровищнице теперь заправляли люди Надир-шаха. Сюда свозилась дань от махараджей и прочих правителей, устрашившихся персидского войска, и работа кипела день и ночь. Составляли новые описи, пересчитывали монеты, отдавали на переплавку в слитки слишком большие золотые предметы и прикидывали, сколько потребуется верблюдов, чтобы все это увезти.

Под ревностными взглядами оценщика и казначея Калушкин выбирал подарки для царствующей фамилии и Российского императорского двора. Калушкину было сообщено, что лучшие дары будут именными, и у него голова шла кругом,

когда он пытался сообразить, кому и что предпочесть, чтобы не возбудить ревности, а паче того – монаршего гнева на свою голову.

Но одно Калушкин знал наверняка: первым делом следовало угодить императрице Анне Иоанновне. Баба она видная, и рука у нее тяжелая. Да не забыть фаворита ее Бирона, который хоть и не царствует, а правит. Коли не умаслить обер-камергера двора – не миновать Тайной канцелярии. В два счета в шпионы запишут и в пыточную к живодерам свезут.

– Чем бы царицу удивить? – размышлял Калушкин, перебирая драгоценные диадемы и кольца. – Скоро десять лет, как правит, всякого добра насмотрелась.

Взгляд Калушкина остановился на прекрасном перстне с крупным алмазом, который обрамляли рубины и изумруды.

– Самой не понравится, так Бирону подарит, – с завистью вздохнул Калушкин, разглядывая камни.

Казначей изумленно вскинул брови:

– Это перстень самого Шах-Джахана!

– Кто таков? – осведомился Калушкин.

– Бывший правитель Индии. Тот, что Тадж-Махал построил.

– А… – вспоминал Калушкин. – Гробницу белокаменную? Для усопшей жены?

– Мавзолей, – уточнил казначей. – Жаль, с собой его не увезешь, велик слишком.

– Выходит, знатная вещица, – сказал Калушкин, кладя перстень на золотой поднос, с которым ходил за ними служитель сокровищницы. – От царя – к царю. По чину перстенек.

– Может, другое возьмете, – предложил казначей, показывая еще одно кольцо.

– Это как-то попроще будет, – пожал плечами Калушкин.

– Тоже Шах-Джахана, – пояснил казначей, надевая кольцо на большой палец и изображая лучника, натягивающего стрелу. – Говорят, императрица ваша охоту любит. А это кольцо для того и служило, чтобы тетива палец не поранила.

– Ну, если так, возьмем и его, – согласился Калушкин, беря кольцо и опуская его на поднос рядом с первым.

– Но, господин посланник… – пытался возразить казначей.

– Только охотится наша императрица с ружьем, – продолжал Калушкин как ни в чем не бывало. – Ружьишко бы надобно…

Ружье в сокровищнице нашлось – легкое, с чудесной отделкой и золотыми пулями в серебряном с жемчугами ящичке.

Дальше дело пошло быстрее. На поднос складывались изумительной красоты драгоценные джики, диадемы, браслеты, пряжки, табакерки, перстни, кольца и прочие украшения, назначения которых Калушкин не знал, но в ценности их не сомневался. Для других предметов подноса уже не хватало. Калушкин заприметил золотой стол дивной работы, украшенный богаче, чем Павлиний трон, и велел нести его за собой, нагружая стол все новыми редкостями. Когда и стол был весь заставлен, Калушкин просто указывал на желаемое и записывал в особую книжку.

Таким же образом Калушкин выбирал подарки Анне Леопольдовне – внучке царя Ивана V. Недавно она была выдана замуж за принца Брауншвейг-Люнебургского, и императрица надеялась, что у них родится сын, которому Анна Иоанновна сможет оставить Российский престол, так как других наследников мужского пола не было.

Затем Калушкин вспомнил о Елизавете Петровне. Дочь Петра Великого и Екатерины была известна веселым нравом и особым пристрастием к нарядам и развлечениям. Для нее, кроме драгоценностей, Калушкин набрал десятки кусков парчи разных видов, атласу, бархату и прочих дивных материй. Но, поразмыслив, решил не обделять и других дам, и десятки кусков превратились в сотни.