Кракатук
Шрифт:
– Откуда ты знаес?
Папа уселся рядом и провёл пальцем по выпуклым буквам на боковой стороне фонарика.
– Видишь надпись?
– Да.
– Сможешь прочесть?
Я на мгновение отвлеклась от молчаливой обстановки комнатки и пригнулась
В конце концов, я отрицательно покачала головой. Папа же пояснил:
– Здесь написано «Сделано в СССР». Когда мы с твоей мамой только переехали в этот дом, фонарик висел в нашей спальне вместо картины, той, что с букетом, помнишь?
– Ага.
– Так вот, после он долгое время пылился здесь, среди всех этих ящиков, – я подозрительно огляделась вокруг и позволила сделать себе вдох. Папа же продолжил. – Но однажды фонарик мне очень сильно помог.
– Помог? – удивлённо переспросила я.
– Да. Когда умер старый мэр Роар Габриэлсен, в Скогвиле стало совсем всё плохо. Был сильный пожар, и он добрался до самого Зелёного квартала. Я потерял свой старый дом, и здание, где работала твоя мама, тоже сгорело. Ну и потом, мы потеряли… Мы… не смогли… Не успели…
Папа совсем потерялся. Его лицо омрачилось, поэтому я поспешила перевести разговор в прежнее русло.
– И как фонаик тебе помог?
Складки разгладились. Мужчина пожал плечами.
– Один старый друг подсказал мне, что делать. А точнее, оставил подарок из прошлого. Именно этот фонарик. К нему прилагалось письмо с… инструкциями, так скажем. – папа грустно улыбнулся. – Друг меня кое-чему научил. Хочешь, и тебя научу?
История папы, а в особенности его ненавязчивое предложение, заинтересовали меня не на шутку. Так много вопросов, и так мало ответов. Я нетерпеливо спросила:
– Тему?
Когда папа открыл рот, чья-то огромная безобразная рука небрежно смахнула меня во тьму. Наваждение длилось недолго. Я несколько раз моргнула, и вновь оказалась на чердаке.
Теперь папа поднёс фонарик к подбородку лучом вверх, отчего его лицо превратилось в пугающую рожу с провалами вместо глаз.
– Давненько я не кушал… – с жутокй миной проворчал мужчина и поводил лицом по сторонам, – особенно маленьких вкусных девочек.
Рожа резко обратилась ко мне. Я счастливо захохотала.
–
– Тетые… – всё ещё хихикая, отозвалась я.
Монстр удовлетворённо вскинул указательный палец кверху и кивнул:
– В самый раз.
После чудище напало на меня, и мы с ним несколько минут отчаянно боролись, грохоча ногами и руками об пол и заливаясь отдающимся болью в животе смехом.
– Неужели тебе совсем не было страшно? – всерьёз удивлялся папа уже после, когда мы втроём вновь продавливали диван перед телевизором и хохотали над очередными выходками Люси.
– Было, но мне пон’авилось… – гордо отчеканила я.
Папа засмеялся и погладил меня по волосам, а мама ненавязчиво спросила со своего уголка:
– А что вы там делали?
– Да там чудище одно ужинало маленькими прелестными детками, – ответил папа. – А эта мадама только хихикала, да ещё и победила его в конце.
Мама улыбнулась и, потянувшись, чуть сжала мою ладошку.
– Ты моя хорошенькая храбрая принцесса.
Тут ветер на улице усилился, и звук телевизора как обычно скакнул, однако папа с мамой не обратили на это никакого внимания. Одна лишь я почему-то обернулась к полукруглому экрану.
Пятно, между тем, спустилось с чердака и медленно встало из-за спинки дивана, но всё моё внимание было приковано к хороводу чёрно-белых точек, сменяющих друг друга в бесконечной суматохе.
«…крадут и прячут в пещере в лесу», – зачитывала Люси с листка, – «они крадут прекрасную селянку потому, что злая колдунья превратила их атамана в лягушку…»
«Правда?» – нахмурилась Этель и обернулась.
«Да. Атаман оказывается братом девушки. Их разлучили, когда они ещё были головастиками…»
Ветер стих. Закадровый смех сровнялся с обычной громкостью, и скрюченные когти приподнялись над моей головой. Мама с папой принялись о чём-то тихонько переговариваться за моей спиной, а я, приоткрыв рот, и время от времени смеясь, продолжила слушать Люси.
И тогда пятно обрушилось на меня. Оно схлопнуло на моём детском тельце свои цепкие лапы и понесло меня прочь из дома. Я ничего не видела, но всё ещё слышала глухие разговоры из телевизора.
Люси заканчивала свой монолог: