Крамола. Книга 1
Шрифт:
— Вот человек, — пробубнил тихо конвоир. — Его, может, шлепнут через пару дней, а он спит…
Бутенин сел, прислонился спиной к стенке и уперся ногами в стол. Потянулся до хруста, расслабился, затих, пряжка перестала звенеть. Минут пять Андрей выжидал, пока Бутенин уснет покрепче, затем осторожно собрал простыню, скрутил ее в жгут; влажная от духоты ткань свивалась неслышно. Бутенин уже откровенно посапывал. Поезд набирал ход. Было самое время вязать конвоира, но тот вдруг закричал во сне, вскочил и, тяжело дыша, некоторое время тряс головой, тер ладонями лицо. Потом вдруг отомкнул замок и распахнул дверь. Свежий воздух из коридора окатил голые ступни, тронул лицо. В сумерках Андрей различил фигуру Бутенина, застывшую в дверях. «Шел бы ты от греха, — вдруг
Однако Бутенин вернулся в купе, взял со столика нож и сунул под матрац, огляделся. Андрей не видел выражения его лица, но ему показалось, что не он, а конвоир готовится к побегу. Стараясь не шуметь, Бутенин затянул ремни, прихватил шинель и вышел из купе. Отчетливо ворохнулся ключ в замочной скважине. Андрей моментально вскочил, однако из-за стука колес определить, в какую сторону пошел конвоир, не удалось. Тогда Андрей достал нож, отодрал изношенную обивку на стене у двери и нащупал шарнир. Шурупы от тряски давно расхлябались, расшатались, так что выкручивать было легко. С двумя шарнирами он справился за две минуты, но третий, нижний, давался с трудом; видимо, приржавели шурупы, да и откручивать в такой позе — на коленях, уткнувшись головой в угол, — стало несподручно. Он с силой налегал на нож и молил об одном: чтобы именно в этот момент не принесло Бутенина…
Дверь отошла легко, и ригель замка вывернулся из проушины. Андрей приставил ее к полке и выглянул: в коридоре пусто, а в сумерках за окнами вагона проплывает голая холмистая степь. Не медля ни секунды, он пошел в тамбур и лишь у двери хватился, что идет босым — сапоги остались в купе. Возвращаться было рискованно. Андрей скользнул в тамбур, дернул ручку вагонной двери — заперто! Оставалось единственное — разбить стекло или попробовать без шума вытащить его. Он ковырнул ножом старую краску — и тут же отпрянул к стенке: кто-то шел по коридору к тамбуру…
Он сжал рукоять ножа за спиной, стиснул зубы. Жалко, если здесь. Так и не глянул на курган…
Он все-таки ожидал Бутенина. И рассчитывал на схватку с ним. Но в тамбур своей неуклюже-стариковской походкой вошел комендант и потянулся рукой к следующей двери, чтобы пройти насквозь. Он уже взялся за ручку, когда увидел Андрея.
Медлить было нельзя. Андрей лишь на миг опередил его руку, схватил деревянную колодку маузера, рванул на себя и тут же ловко затянул ремешок колодки на горле коменданта.
— Ключи! — прохрипел Березин. — Открывай!
Комендант хватался за горло, сипел и стоял как деревянный. Андрей туже стянул ремешок.
— Ключи!
Фуражка коменданта слетела, и перед лицом Андрея оказался совершенно чистый череп. Комендант дотянулся до руки Андрея, и тот почувствовал жесткие, словно клещи, пальцы.
— Отпусти! — совершенно четко скомандовал комендант, сильнее сдавливая запястье. — Меня не возьмешь!
Хлипкий с виду комендант, раздирая себе кожу на горле, просунул другую руку под ремешок и вдруг потянул с такой мощью, что Андрей едва не выпустил маузер. Волна гнева ударила в голову. Нечеловеческая сила была в этом тщедушном существе! Андрей вывернулся из рачьей клешни коменданта, прижал его лицом к стене и намертво закрутил ремешок на горле. Комендант стал твердеть, налился тяжестью, но все еще тянул ремешок от горла! Одной рукой Андрей нашарил в его кармане ключ, вырвал вместе с чем-то мягким и липким и, не выпуская ремешка, дотянулся до скважины замка. И в то же мгновение понял, что дверь не открыть одной рукой, что надо еще оттянуть рукоятку вниз. И потом достать маузер из колодки!..
Он стоял, словно распятый между дверью и комендантом, и с каждой секундой чувствовал, что не хватает сил и что надо выбирать одно: либо кончать с комендантом, либо бросить его и открывать дверь. Он попытался завладеть колодкой с маузером, но мешал ключ в руке. А комендант тем временем почувствовал слабину, дернулся, стараясь повернуться к Андрею лицом. Тогда Березин резко толкнул его к противоположной двери тамбура, с размаху вставил ключ в скважину и, рванув створ на себя, прыгнул
Его перевернуло через голову, но откос, к счастью, оказался невысоким и мягким. Следом, из уходящего поезда, ударили выстрелы. Андрей лежал в траве, ожидая, когда промчится состав, и прислушивался к боли в затылке. Из хвостового вагона звучно щелкнуло еще несколько выстрелов — винтовочных. Потом в глазах долго стоял качающийся габаритный фонарь.
И вдруг кольнуло в мозгу — почему не слышно грохота состава? Андрей вскочил на ноги и лишь тогда понял, что поезд остановился в версте и от него по насыпи бегут фигурки людей. Не разбирая дороги, он ринулся в степь. С насыпи гулко захлопал маузер, к нему присоединился наган, но лишь винтовочная пуля достигла его и сдернула кожу с плеча. Андрей пригнулся и, путаясь в траве, побежал зигзагами. Винтовка ударила еще несколько раз, прежде чем все стихло и в предутренней степи запели невидимые птицы.
Потом он услышал, как, запыхтев, поезд потянул на запад, и различил в голубеющем небе клубы белого пара. Он перевел дух и попробовал сориентироваться. Выходило, что прыгнул он на противоположную сторону насыпи, и теперь нужно идти назад и переходить дорогу. Именно сюда, на эту сторону, рвался он со своим полком…
Андрей терпеливо выжидал, ощущая босыми ступнями утренний холод земли и свежую росу. Кругом было тихо, и казалось, что все, даже пение птиц, не поднимается выше травы. Он встал и пошел вдоль насыпи. Идти по шпалам не решился — видно отовсюду как на ладони, а здесь в любой момент можно скрыться в траве. Он шел и осматривался, пытаясь узнать место, но всхолмленная степь во все стороны лежала однообразная, и чудилось, будто за каждым холмом и есть та самая выжженная солнцем, побитая солончаками земля, на которой должен стоять курган. Несколько раз он отходил от полотна, поднимался на холмы, однако сколько ни вглядывался в даль — не узнавал степи. Не теряя из виду дороги, он шел по высоким местам, и округа открывалась во все стороны на многие версты. От земли исходили покой и безмолвие, последнее ощущение опасности исчезло совсем, когда он перевалил седловину и стал подниматься на холм, вершина которого уже была подсвечена восходящим солнцем. То было самым высоким местом в округе, и уж оттуда-то наверняка можно рассмотреть всю окрестную степь. И если он прыгнул вовремя, если не запоздал поезд, то должна показаться Уфа.
Он шагал не скрываясь, молодая трава, мягко стелясь под ступнями, еще не колола ног. И земля еще не была иссушена ветрами и выжжена солнцем до шершавой коростности. Он заметил лист подорожника, маленький, невызревший, бог весть как занесенный сюда, присел и сорвал его. Наверное, тут была когда-то дорога или тропка, и вот она давно исчезла, стерлась с земли, а подорожник все еще растет по привычке… Андрей приспустил с плеча френч и приложил лист к пулевому следу; кровь уже запеклась, и нательная рубаха коробилась, терла и тревожила ранку. Управившись с нею, он вымыл росой руки, протер влажными ладонями лицо и вдруг увидел на вершине холма отчетливую человеческую фигуру. Освещенный солнцем человек стоял в полный рост по пояс в траве и словно поджидал его. «Бутенин! — промелькнуло в сознании. — Обошел!» Андрей быстро двинулся вверх, прямо на него.
— Стреляй! — крикнул он и погрозил кулаком. — Но пока я в степь не схожу, пока курган не найду — живым не возьмешь. Я же тебя добром просил!..
Он замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Еще мгновение назад он ясно видел Бутенина, но сейчас на вершине холма в полусотне сажен стоял каменный истукан. Вконец обескураженный, Андрей взбежал на холм и остановился у подножия полузанесенного землей, грубо вытесанного изваяния. Камень выветрился, стал рябой и черный от времени; на груди и плоском лице идола Андрей заметил довольно свежие пулевые царапины и еще какие-то следы, словно его кто-то методично и долго клевал кайлом или ломом. Трава у подножия росла густо, темнее и выше других трав, и казалось, будто изваяние оплетено пихтовым венком. А чуть поодаль густо рос и уже набирал цвет подорожник…