Крапленая

Мандалян Элеонора Александровна

«Начнем с тебя, Сашок-душегуб, - решила она. – Ты ответишь мне за злодеяние первым.»

Она прекрасно знала его домашний адрес и то, что каждое утро без четверти девять он подавал машину к подъезду Ломова. Подъехав к дому Сашка заблаговременно, Катя припарковалась на проезжей части улицы у тротуара, откуда хорошо был виден фасад дома и оставленный на ночь у подъезда черный джип «Мерседес» Ломова, тот самый, на котором Сашок в последний раз отвозил ее в аэропорт. Затаившись за тонированными стеклами своей машины, Катя приготовилась терпеливо ждать.

Балконная дверь на втором этаже открылась, и она увидела Сашка, в майке и спортивных трусах. Подойдя к периллам, он тщательно продул электробритву, заглянул вниз, проверяя видимо, не украли ли за ночь колеса у джипа, поежился от утренней прохлады поспешил вернуться в комнату.

«Конечно, я могла бы просто пристрелить его, как бешеного пса, - размышляла Катя, проводив его ненавидящим взглядом. – Но это было бы слишком просто. А главное не безопасно. Пока я излагала бы ему свое обвинение и приговор, он выбил бы из моих рук пистолет. Я поступлю иначе. Я убью твою душу, Сашок, я выжгу тебя изнутри, навсегда отравив твое поганое существование.»

Без четверти восемь они вышли из подъезда – Сашок впереди, следом – жена – простая, но миловидная женщина, совсем еще молодая, тащившая за руку сонного ребенка. Девочка упиралась, капризничала, готовая в любую минуту разразиться ревом. Катя слегка приспустила оконное стекло, чтобы лучше слышать, о чем они говорят.

– Сашок! Ну что мне с ней делать?! – нервничала жена. – Долго будет продолжаться эта пытка?

– Пеняй на себя. Сама захотела работать, - огрызнулся тот. – Оставалась бы дома, не пришлось бы Татку таскать спозаранку в сад.

Он подхватил дочку на руки и запихнул ее на заднее сидение джипа. Подождал, пока рядом с дочерью усядется жена, и сердито захлопнул за ними дверцу. Когда джип отъехал, Катя, тихонько тронувшись с места, последовала за ними. Через несколько кварталов Сашок остановился, торопливо выскочил из машины и, взяв дочку на руки, понес ее к особняком стоящему домику, огороженному разноцветным забором, с такой же пестрой, жизнерадостной вывеской: «Детский сад».

Совсем ненадолго скрывшись за дверью, он вернулся один, сел в машину и поехал дальше. Катя знала, что сейчас он подвезет жену к месту ее работы, а затем, нарушая дорожные правила, погонит к дому шефа, чтобы, не дай Бог, не опоздать. Но ее это уже не интересовало.

Подождав немного, она вышла из машины и направилась к детскому саду. Ее обгоняли мамаши со своими чадами, спеша избавиться от них хоть на несколько часов в сутки. Вон, какие они молоденькие. А жизнь, со всем ее набором свето- и цветомузыки, фонтанирует вокруг, бурлит и переливается. Им должно быть обидно растрачивать свои лучшие годы на детячьи памперсы и заляпанные соплями и кашей слюнявки. Вполне возможно, что все было совсем не так, что, вынужденные работать ради хлеба насущного, молодые мамы с болью в сердце отдавали своих любимцев в чужие руки, весь день потом сходя с ума от тревоги и чувства вины перед ними. Но Катя видела мир в своем собственном свете.

Переждав косяком идущих

мамаш, она зашла в детский сад последней. В просторном холле, уставленном по периметру разноцветными шкафчиками, две проворные, красиво одетые работницы раздевали детей. Одна из них как раз возилась с дочкой Сашка. Когда она стянула с ее головки вязанный капор, облако пушистых льняных кудрей, вырвавшись на свободу, сделало девочку похожей на бенгальский огонь.

– А ты чего ж без ребеночка? – поинтересовалась пухленькая бабенка в косынке и белоснежном фартуке.

– Обзавестись не успела, - не слишком приветливо ответила Катя.

– Да-а? – Нянечка подозрительно оглядела ее с ног до головы. – Зачем же тогда к нам пожаловала?

– Где у вас тут главная? – не отвечая, спросила Катя.

– Ирина Петровна? Не пришла еще. Вот-вот будет.

– Где я могу ее подождать?

– Во-он, видишь, в конце коридора два кресла и журнальный столик? Это как раз перед ее кабинетом.

– Спасибо.

Катя медленно пошла вдоль коридора, внимательно глядя по сторонам. Татка-огонек прошмыгнула мимо нее, как дикий звереныш, в общую комнату для игр. Там она забилась в угол и затихла, исподлобья глядя на неуклюжих сверстников, спешащих расхватать разложенные на ковре игрушки.

Убедившись, что за ней никто не наблюдает, Катя подошла к девочке, присела перед ней на корточки и, улыбнувшись, протянула ей большой брикетик «Сникерса». Девочка подняла на нее прозрачные, чистые, как родниковая вода, глазенки, сморгнула и шепотом спросила:

– Это мне?

– Бери скорее, - по-свойски подмигнула ей незнакомая тётя.

Помедлив, девочка протянула ручку. Катя вложила конфету в ее пухлую ладошку.

– Тебя Татой зовут?

– Ага. А тебя?

– А меня Катей. Давай с тобой дружить.

– Давай. А как?

– Потом скажу. Не скучай.

Потрепав ее по нежным, как шелк волосам, Катя вернулась в коридор, опередив воспитательницу, направившуюся было к ней. А потом терпеливо и смирно сидела на указанном нянечкой кресле в ожидании хозяйки детского сада.

Наконец, та показалась в конце коридора. Катя сразу признала ее по деловой походке и особому выражению лица, свойственному женщинам, обладающим властью над себе подобными.

– Вы ко мне? – отпирая дверь кабинета, спросила она Катю, даже не взглянув на нее. И, поскольку не сомневалась в ответе, добавила небрежно: - Можете зайти.

Катя старалась держаться скромно, но с достоинством. Хозяйка детского сада неторопливо сняла темно-вишневый жакет и аккуратно повесила его на распялку, пригладила перед небольшим настенным зеркалом волосы, села за свой письменный стол, бегло проглядев оставленные на нем бумаги, и только после этого подняла, наконец, глаза на посетительницу:

«На свое счастье, дорогуша, ты пока еще не знаешь, с кем свела тебя судьба, - думала Катя, наблюдая за ней. – Но если ты – на свое несчастье – возьмешь меня, я сумею расквитаться с тобой за оказанный прием и хамское верхоглядство.»