Крапленая

Мандалян Элеонора Александровна

– Дуреха. – Катя буквально втолкнула Рыжую вглубь передней и захлопнула, наконец, дверь. – Может тебе напомнить, как ты у меня на диване спала, как в моей ванной купалась, как я тебе на завтрак омлет готовила? Как мы с тобой про Кама Сутру болтали?

– Ой, мамочки! Выходит, это и впрямь ты? Да нет... Ну не может такого быть. Так не бывает. Ты ведь была такая... такая, извини, страшненькая, неказистая. А теперь... теперь ты ну совсем другая.

– Ну всё. Кончай удивляться. Надоело. Сказала, что я это я, значит я. Показывай, куда проходить. По-моему,

я с тобой была более гостеприимна. И милицией не пугала.

Они вошли в комнату, вопреки ожиданиям Кати, оказавшуюся довольно уютной. Из большого старомодного окна щедро лился солнечный свет. Теперь Рыжая могла разглядеть свою гостью во всех деталях. Катя придавала этой «очной ставке» большое значение. Ей важно было знать, знать наверняка, как воспримут ее новый облик те, кто ее знали и видели сравнительно недавно. И упорное нежелание ее уличной подружки признать ее наполняло Катю чувством глубокого удовлетворения.

– А теперь слушай сюда, - сказала она, усаживаясь на раскладной диван – «рабочий станок» хозяйки. – Ты будешь единственным человеком, кому я открылась, кого я посвящаю в свою тайну... – Помрачнев, Катя добавила: - Первой была мама. Но она умерла. Учти, я потребую от тебя сохранять мою тайну, как свою собственную. Сможешь?

Нервно сглотнув, та кивнула.

– Я провела много месяцев в зарубежной клинике. То, что ты сейчас перед собой видишь – плод их творения.

– Я, конечно, слышала про пластические операции, - приходя, наконец, в себя, затараторила Рыжая. – Все наши певицы и актрисы, у кого есть бабки, ими увлекаются. Иные ложатся в клиники чуть ли не каждый год. Но ведь мы их от этого не перестаем узнавать. А ты...

– Просто они не ставят перед собой такую задачу, какую поставила я. Красота им дана была от рождения. Они борются лишь со старением. А мне нужно было исправлять ошибки природы.

Теперь Рыжая внимательно изучала Катю – от головы до ступней, время от времени покачивая головой и бормоча: «Фантастика!» А потом вдруг выбросила вперед руку и бесцеремонно пощупала ее грудь.

– И это тоже?

Катя ударила ее по руке.

– И это тоже.

– Подушки в лиф или?..

– Подушки под кожу.

– Ну да, силикон. Здорово. Лучше моих смотрятся. И вся ты вдруг стала такая ладненькая. Ну совсем-совсем другая. Такое ощущение, что мы видимся впервые. Я даже не знаю, как с тобой и разговаривать.

– Как прежде, подруга. Как прежде. Внутри я все та же. – Подумав, она сама себе возразила: - А может и нет. Так ты поняла? Ни одна душа не должна знать того, о чем сегодня узнала ты.

– Да у нас с тобой и общих знакомых-то нет.

– Мало ли.

Рыжая кивнула. Немного успокоившись, она сразу вспомнила про обещанные подарки, и взгляд ее непроизвольно потянулся к оставленному на полу пакету. Заметив это, Катя пододвинула ногой пакет по направлению к ней.

– Это твоё, - сказала она небрежно.

Во вторник, одевшись в строгий, добротный костюм, Катя подъехала к детскому саду. Его хозяйка и заведующая совершала утренний

обход своих владений. Завидев Катю, она помахала ей рукой, подзывая к себе.

– Доброе утро, Екатерина. Присоединяйтесь. Для вас это будет своего рода экскурсия. У меня тут три возрастные группы: первая – 2-3-летние, вторая – 4-5-летние и третья – 6-7-летние. Вернее – от пяти с половиной до семи. В каждой группе есть спальня, столовая и общая комната. В каждой есть свое фортепьяно для занятий музыкой и танцами. В первой группе только ковры, «загончики», столики для игр и рисования.

Катя с подчеркнутым вниманием озиралась по сторонам, согласно кивая головой. Она успела заметить, что дочка Сашка была определена в первую, самую младшую группу, что она по-прежнему дичилась и куксилась, ни с кем не желая играть. Воспитательница – большегрудая женщина средних лет, склонившись над упрямицей, то ли выговаривала ей что-то, то ли увещевала, а та смотрела на нее букой, готовая в любой момент разразиться ревом.

Стоило Кате появиться в дверях, и взгляд дикарки сразу притянулся к ней. Девочка ее узнала. Катя незаметно помахала ей рукой и улыбнулась.

– Обратите внимание, комнаты второй и третьей групп больше похожи на классы, - продолжала экскурсию заведующая, увлекая Катю за собой.
– Здесь уже с детьми довольно серьезно занимаются, готовя их к школе. Если в первой группе работает только одна воспитательница, то в двух других я уже держу специалистов-педагогов. Вот, кстати, познакомьтесь, наш хореограф, Ольга Ильинишна. Она обучает детей танцам. Мои воспитанники принимают участие в детских концертах, - с гордостью сообщала заведующая. – Их даже приглашают на...

Любезно улыбаясь ей и тем, с кем ее знакомили, Катя не слышала ни слова. Ее мысли были заняты совсем другим.

– Вы знаете, чем больше я думаю о вашем предложении, - сказала, наконец, заведующая, - тем больше оно мне нравится. Пойдемте ко мне в кабинет. Поговорим. – Когда они сели по обе стороны ее громоздкого стола, она продолжила: - Мне кажется, что иностранный язык нужно подключить со старшей... ну может быть со средней группы, когда малыши немного для этого созреют.

– Не могу с вами согласиться, Ирина Петровна, - возразила Катя. – Чем раньше начать приобщать ребенка к языку, тем органичнее он его воспримет. Таково мнение психологов.

Они еще долго беседовали в том же духе. Наконец, заведующая сказала, что берет Катю на испытательный срок и что, идя навстречу ее пожеланиям, дает ей младшую группу.

– Но имейте ввиду, дорогуша, - с фальшивым участием добавила она, - воспитатели младших групп оплачиваются ниже, чем в старших.

– Не беда, - беспечно отмахнулась Катя. – Это ведь только начало. Вы еще сами будете просить меня, чтобы я взялась вести все три группы.

Со следующего понедельника Катя вышла на работу. На первых ее занятиях присутствовала воспитательница малышей и сама заведующая. Катя лезла из кожи вон, чтобы им понравиться. И не сомневалась, что произвела на них впечатление.