Красавчик Саша
Шрифт:
Да, он многократно заваливал всесильного префекта горами чеков, но сам при этом глубоко презирал его — уж слишком тот был грубо продажен, до совершенного, полнейшего неприличия. Он просто не мог этого презрения к Кьяппу в себе перебороть, за что ему вскоре пришлось принять всю меру ответственности — ценою собственной жизни.
Но кажется, я по причине нетерпеливости своей опять забежал вперед. Назад, скорее назад!
Нам сейчас понадобятся некоторые любопытные происшествия, случившиеся в 1931 году. Так что Александру Стависскому в пределах данной хроники
Раздел седьмой
1931 год
18 мая
ПАРИЖ. БИСТРО «УЛИТКА»
Граф Жан-Франсуа де ля Рокк со своими адъютантами вот уже битый час сидел в крошечном и, главное, дряннейшем бистро на улице Пуассонье. Он попросил принести сифон содовой и графинчик коньяку для себя, а для адъютантов по бутылочке грушевой воды.
Адъютанты, вмиг выдув то, что заказал для них «господин полковник», сидели и шушукались.
Командир же «Огненных крестов» молчал и хмуро отхлебывал коньяк. Настроение у графа было препоганое, и не без причины, надо сказать. И вот почему.
В Марсель на днях должна была прибыть рыбацкая шхуна, набитая оружием. А денег нет как нет — расплачиваться просто нечем.
Дежурный благодетель «Огненных крестов» парфюмерный фабрикант Франсуа Коти как назло вдруг отчего-то заартачился, заявив, что граф де ля Рокк слишком уж широко и часто не по делу расходует отпускаемые ему обширные средства. В общем, ситуация складывалась безвыходная. Оружие же лиге нужно было позарез.
Граф сунулся было к Александру Стависскому, у которого частенько бывали шальные деньги, но тот отказал наотрез, да еще и фактически выгнал де ля Рокка из своих апартаментов в отеле «Кларидж». Проклятый еврейчик! (Замечу в скобках: Саша редко кому отказывал в помощи, но лигу «Огненные кресты» он на дух не переносил.)
Итак, де ля Рокку оставалось одно — идти к барону Аарону Гольдвассеру. Тот уже столько раз втихаря оказывал содействие «Огненным крестам», но ведь все, совершенно все профукали (последний раз на новогодний бал). Черт! Придется идти опять.
Де ля Рокк зло буркнул своим адъютантам:
— Ждите меня здесь. Из бистро не отлучаться ни на миг!
И вышел из замызганного полутемного зальчика, раздраженный тем, что должен в очередной раз унижаться пред богатым еврейчиком.
Барон Аарон Гольдвассер принял графа сразу же. И Жан-Франсуа де ля Рокк без промедления выпалил заготовленную заранее унизительную речь:
— Господин барон! Я к вам по неотложному делу. Лига «Огненные кресты», а в рядах ее ныне ведь находится лучшая молодежь Франции, испытывает в последнее время серьезные финансовые трудности. Мы взываем к вашей сострадательности и к содействию. Я заверяю, господин барон, что, когда мы придем к власти, вы и ваше семейство будете находиться под личною охраною «Огненных
Барон Гольдвассер понимающе улыбнулся, молча выписал чек на сорок тысяч франков и протянул де ля Рокку. Тот опешил от неожиданности (он никак не ожидал такой поспешности), глупо хихикнул и с перекошенным лицом тут же ринулся к бистро на улице Пуассонье.
Вбежав в бистро, граф с порога крикнул своим адъютантам:
— Все едем в Марсель. И не медля!
А барон Гольдвассер остался сидеть в полной задумчивости в своем кабинете, утопая в огромном мягком кресле, покрытом бурой медвежьей шкурой.
В это время за окном раздался яростный пьяной рев: «Депутатов — в Сену!»
Барон прошептал:
— Я обязан предусмотреть абсолютно все возможности. Во всяком случае, нет ничего более ненадежного, чем наша пресловутая демократия.
Демократия-то ненадежна — это правда, но, кажется, барон Аарон Гольдвассер ловко перехитрил сам себя…
Вообще во многих отношениях Стависский был мне симпатичнее и, главное, явно честнее, чем многоопытный финансист Гольдвассер. Да! Да! Честнее. Я ничего не перепутал. Именно так.
«Красавчик Саша» с 1925 по 1933 год регулярно потрясал всю Францию. При этом он отличнейшим образом понимал, что деятельность подлинного афериста требует тончайшего мастерства и неукоснительнейшего соблюдения определенных правил, в том числе и этических.
Как аферист, он оставался предельно честен: не был безоглядным, на все готовым хапугой; забирал у одних и отдавал другим. Причем проделывал это артистически. Стависский сумел превратить блеф в высочайшее искусство.
Сентябрь
ПАРИЖ
СТАВИССКИЙ И ГОСПОЖА ПРОКУРОРША
В клубе «Империал», помимо зала для главных приемов, имелась еще целая анфилада зальчиков. В полиции говорили, что Александр Стависский облюбовал для себя один, многозначительно именовавшийся «Залом интимных удовольствий».
Там было довольно забавно. Пол устилал ковер. На нем по зеленому полю бежала целая толпа Венер, за которой гнались Аполлоны. Все, естественно, обнажены. В двух углах комнаты возвышались две мраморные Венеры, в двух других углах — два Аполлона. Посредине располагалась тахта, обитая голубым штофом с рисунком: Венера страстно ласкает сама себя, а за ней подглядывает Аполлон.
По утверждению одного моего коллеги из комиссариата финансовой полиции, именно в «Зале интимных удовольствий» Стависский и принимал обычно госпожу прокуроршу. Свидания эти происходили в среднем будто бы раз в месяц.
Прелестная Элен, сестра премьера Камиля Шотана и жена генерального прокурора республики господина Прессара, прибывала в «Империал» в глубочайшем инкогнито: закутанной в длинный, до пят, шелковый плащ с огромным капюшоном.
В сентябре 1931 года Элен ушла из клуба особо довольной; можно даже сказать, совершенно счастливой. Вот что говорят, там произошло.