Красавчик Саша
Шрифт:
Раздел восьмой
1932 год
Январь
ПАРИЖ
КЬЯПП И ВУА
— Вуа, новости есть? Гони! — Кьяпп глядел на своего приятеля и вместе подопечного зло, напряженно, ожидающе.
Анри Вуа помедлил, задумался, вздохнул и только потом уже заговорил, опустив глаза:
— Господин префект, девчонки все как одна утверждают, что Алекс — превосходный, исключительно галантный кавалер, но от любовных утех с ними он по-прежнему
— И это все, Вуа? — префект Кьяпп едва не задохнулся от возмущения. Глазки его налились кровью, миниатюрные ладошки мгновенно сжались в кулаки.
— Все… — пролепетал Вуа, явно испугавшийся грозного вопроса Кьяппа.
Кьяпп молчал. Было видно, что он оторопел и рассвирепел одновременно. Придя же в себя, префект в бешенстве зарычал:
— Негодяй, ты что, смеешься надо мной? Живо говори, что он им рассказывает.
Вуа задрожал и начал бормотать:
— Господин префект, да ничего не рассказывает. Ей-богу. Комплиментики в основном отпускает по части их дамских прелестей.
Но есть новости из другой сферы. Буквально вчера был большой прием у барона Гольдвассера. Был там и Стависский и люди из лиги «Огненные кресты». Так вот Алекс вошел с ними в спор, в пылу которого заявил, что он все о них знает от вас, господин префект, и добавил, что вы, господин префект, находитесь у него в кармане. «Как в кармане?» — переспросил его небезизвестный граф Жан-Франсуа де ля Рокк. «А так, — отвечал Алекс. — Я купил префекта Парижа со всеми потрохами, и он находится у меня на содержании».
— Проклятый еврейчик! — завизжал Кьяпп. — И кто его только за язык тянет?
Оставив Вуа, префект бухнулся в свой громоздкий черный «Рено» и помчался на Елисейские Поля, к «Фукьецу», где Стависский неизменно завтракал.
Алекс от всего отперся, заявил, что не имеет ровным счетом никаких отношений с графом де ля Рокком, обозвал Анри Вуа наглым лжецом и обещал при первом же удобном случае прибить мерзавца.
Выйдя от «Фукьеца», Кьяпп тут же навел справки, и оказалось, что Стависский таки был прав — Вуа действительно все выдумал. Более того, граф Жан-Франсуа де ля Рокк прямо заявил, что имя префекта вообще не было упомянуто на ужине у барона Гольдвассера.
Вконец разъяренный Кьяпп опять вызвал к себе Анри Вуа.
Однако тот не растерялся и не моргнув глазом отвертелся:
— Господин префект, но вы же непременно хотели сведений о том, что говорит Стависский в обществе и, в частности, о вас. Девицы молчат, вот и пришлось мне придумывать.
— Все корсиканцы — отъявленные нахалы и хамы! — прокричал Кьяпп про земляков в лице Вуа, а заодно и про себя, — и выгнал Анри прочь.
А Стависский и в самом деле рассказал, что префект Парижа находится у него на содержании. Но только не главарю фашистских молодчиков графу Жану-Франсуа де ля Рокку, а госпоже прокурорше мадам Прессар. Та, садистски ухмыляясь, самолично доложила потом обо всем префекту Кьяппу (тут, видимо, немалую роль сыграло то обстоятельство, что генеральный прокурор находился в постоянной — не на жизнь, а на смерть — вражде с префектурой Парижа).
Так что в общем-то Вуа не так уж и не
В нашей истории этот грязный, отвратительный тип Вуа, увы, еще, видимо, появится, и причем в один из самых ответственных моментов — под самый финал хроники, дабы выполнить страшную свою работу. Причем не один, а с одной из своих многочисленных потаскушек.
Впрочем, на настоящий момент об Анри Вуа я имею сведений намного меньше, чем мне хотелось бы. Но надеюсь, ситуация рано или поздно изменится, и удастся все же что-нибудь интересненькое разузнать об этой мерзкой личности.
Однако не будем забегать вперед. Всему — свой час. А с Анри Вуа пока что на время распростимся. Займемся «красавчиком Сашей» — главным героем настоящей хроники.
Май
ПАРИЖ
Стависский и Гольдвассер
Ужин близился к завершению — настал черед кофе, ликеров и сигар.
— Что наш Кьяпп? Не думаете ли вы, милый друг Саша, что он становится все более и более опасен? — вопросил Гольдвассер.
— А разве что-нибудь случилось, барон? — спросил Стависский.
— Да нет, — отвечал Гольдвассер. — Но ведь министры у нас сменяются чуть ли не каждую неделю. Из-за этой чехарды префект Кьяпп, увы, приобретает все более власти, а ведь за ним стоят ультраправые громилы.
— О, не беспокойтесь, барон — со смехом заверил Алекс. — Кьяпп ведь у меня на содержании, и он никогда не посмеет сделать того, чего я не хочу. И потом я знаю о нем как никто и могу в любой момент уничтожить окончательно его общественную репутацию. Нет, нет, рыпаться он не будет, ибо слишком уж зависим.
— Ну а вы разве, в свою очередь, не зависите от него? — спросил Гольдвассер, хитро прищурившись.
— Самую малость, барон. Самую малость, — отвечал уверенно Стависский.
Гольдвассер вздохнул и только сказал:
— Молодой человек, он — крайне амбициозен, и при этом дурак и подлец. Умоляю: будьте осторожны!
— Барон, да я знаю, как с ним справиться, — засмеялся Стависский и самым элегантнейшим образом вытащил из кармана пачку чеков.
Но барон Гольдвассер, как видно, все еще продолжал беспокоиться или весьма умело изображал тревогу на своем лице, высушенном временем:
— Хорошо, а разве не Кьяпп и его люди стоят на страже вашего грандиозного строительного проекта?! Допусти префект хоть малейшую утечку тайной информации, и все великолепное здание, гениально спроектированное вами, рухнет. Так что не шутите с Кьяппом, милый мой Алекс.
— Барон, — заговорил Стависский уже вполне серьезно, — понятно, что этот мерзавец способен на всё, что он следит за мной. Но и я слежу за ним. Уверяю, для беспокойства нет никаких оснований: ведь я пою и кормлю его — с какой стати ему подрубать сук, на котором он сидит?! И потом, должен же он иметь хоть тень признательности ко мне?.