Красавчик Саша
Шрифт:
Этих досье оказалось два. Первое посвящено непосредственно аферам Стависского и фашистскому путчу 1934 года.
Второе досье, уже через много лет, складывалось в аспекте не общественной, а личной жизни — в нем Стависский фигурирует наравне с Арлетт, его женой, знаменитой парижской красавицей начала 30-х годов двадцатого столетия.
Два этих досье в совокупности неожиданно открывают нам Сименона (если, конечно, это был он, — полной уверенности у нас нет пока) как беспристрастного, но сурового историка общественных нравов Третьей республики.
III
ВКЛЕЕННЫЕ
Дополнительный рассказ для сборника «Тринадцать тайн» [20]
ТАЙНА ГИБЕЛИ СОВЕТНИКА ПРАНСА
С французского перевела Вера Милкина (Москва)
Публикатор профессор Роман Оспоменчик (Иерусалим)
Посвящаю Жозефу Кесселю,
большому другу и постоянному советчику.
20
Работа над рассказом велась в марте 1934 года. Рукопись хранится в частном фонде Леонида Геллера. Прим. М. Умпольского и А. Жульковского.
Громкий скандал, связанный с гибелью советника Пранса, самым непосредственным образом восходит к другому скандалу, всколыхнувшему всю Францию, а именно к делу Александра Стависского.
Вкратце суть происходившего можно сформулировать так: Сашу убили — пришлось убивать и Пранса.
Несмотря на то что мне не терпится все рассказать, я не стану этого делать: начну по порядку. Только так и можно будет по-настоящему разобраться в тайне гибели советника Пранса, этого невинного толстяка и честного человека.
А начнем мы с того исторического момента, когда известный всему Парижу мелкий жулик «красавчик Саша» как по мановению волшебного жезла превратился вдруг в крупнейшего афериста Третьей республики.
Афера, аналогичная тому, что призошла потом в Байонне, была затеяна Александром Стависским еще в Орлеане.
Все складывалось поначалу весьма удачно, но потом орлеанская затея Саши с оглушительным треском рухнула, а сам Стависский оказался в тюрьме. Правда, в первый и в последний раз.
Там ему ужасно не понравилось, и он заявил тюремному начальству, что ему срочно нужно вырезать аппендицит. Стависского временно выпустили.
Он тут же поменял фамилию и назад уже в тюрьму не вернулся, что пришлось не по нраву следователям, ибо тем казалось, что место «красавчика Саши» именно в тюрьме.
И тут всплывает имя Альберта Пранса, опытного судебного чиновника и добропорядочного семьянина, даже несколько подкаблучника, как утверждают некоторые его сослуживцы.
Кстати, был сей Пранс большой домосед, и собственно, единственными его развлечением являлась трубка, с которой он практически никогда не расставался, да пешеходная прогулка из
Это — предистория.
Комиссары полиции, горя желанием вернуть Сашу на нары, неоднократно — а именно 19 раз — обращались в суд, но оттуда ни разу не последовало ни единого ответа. Стависский в тюрьму уже никогда не вернулся, несмотря на горячеее желание комиссаров полиции.
Советник финансового отдела апелляционного суда Альберт Пранс, при всей своей пунктуальности и профессиональной порядочности, на заявления комиссаров в данном случае почему-то решительно не реагировал. Он как бы не замечал их, что в принципе было совсем не похоже на него.
Тогда комиссары решились пожаловаться вышестоящему начальству, дождавшись момента, когда оно сменилось. Стависского к тому времени уже убили, так и не сумев упечь за решетку.
Советника Пранса вызвал вновь назначенный министр внутренних дел, ознакомил его с комиссарскими жалобами на невозобновление уголовного преследования Стависского (к тому времени, повторяю, уже покойного), а потом спросил:
— Господин советник, передавали ли вы заявления относительно Стависского далее по назначению, а именно генеральному прокурору Прессару?
Пранс помялся, покрутил головой, подергал себя за ус, а потом сказал следующее:
— Господин министр, видите ли, я не придавал никакого значения этим заявлениям в силу их малозначительности при наличии более важных дел. Все девятнадцать заявлений хранятся у меня.
Через несколько дней, а именно 31 января 1934 года, когда стало очевидно, что скандал со Стависским отнюдь не собирается утихать, министр вызвал к себе и Пранса и прокурора Прессара и сурово задал прежний свой вопрос.
И тут советник Пранс выдал нечто такое, что заставило прокурора Третьей республики просто непритворно зарыдать! Пранс заявил, что прежде поддался на неотвязные просьбы Прессара и говорил министру неправду, а на самом деле все 19 комиссарских заявлений по поводу Стависского своевременно были переданы им прокурору Прессару, но тот решительно не давал им дальнейшего хода.
Министр рассвирепел. Он кричал, что отправляет Прессара в отставку. А успокоившись немного, потребовал, чтобы ровно через месяц, именно к концу февраля, Пранс представил бы подробнейший отчет по делу Стависского, в котором особое внимание уделил отношениям того с генеральным прокурором.
20 февраля 1934 года советник Пранс, как обычно, в 10.40 отправился на работу — в апелляционный суд. Только он ушел, как позвонили из Дижона и сообщили, что матушке Пранса стало хуже (она лежала в больнице).
По дороге, зайдя, как обычно, в кафе «Au Flore» на бульваре Сен-Жермен, Пранс обнаружил вдруг, что забыл захватить с собой кошелек, и отправился домой. Когда он вернулся, жена рассказала ему о звонке из Дижона.
Пранс позвонил в суд, сообщил, что не придет сегодня на работу, положил в портфель еще несколько бумаг, отправился на Лионский вокзал и поехал в Дижон.