Красавица и генералы
Шрифт:
Когда пришел измученный грязный Виктор, Анна Дионисовна в беготне и хлопотах забыла про Миколку. Пока грели воду, готовились мыть Виктора в корыте, тот помалкивал. Леська не захотела поливать Виктору, отнекивалась, а Миколка на просьбу Анны Дионисовны грубо отказался:
– Не барин, обойдется.
– Полей-ка! - попросил Виктор.
– Пусть тебе казуни поливают! - ответил Миколка. - А я почекаю поливать. В его голосе звучала не злость, а ненависть.
– Какая тебя муха укусила? - спросил Виктор.
– Не обращай
– Меня хотели убить! - сказал Виктор. - Не веришь?
Анна Дионисовна наклонила ему голову, стала лить из ковшика, произнося с укоризной:
– Не верит! Ну и пусть не верит... Мы его приютили, обогрели, а там Бог ему судья.
Миколка вышел в коридор. Хлопнули одна за другой две двери. Значит, выскочил на крыльцо.
– Пусть охолонет, - сказала она. - Мыль голову.
Хотелось, чтоб сын стал маленьким и она могла бы его защитить, уберечь, спасти.
Вымытый розовый мальчик сидел за столом, рассказывал ей, как все было. В чем он был виноват?
– Видишь, вы захватили ее рудник, а она тебе жизнь спасла.
Он кивнул, потом вздохнул и сказал:
– Как можно убивать? Русский русского?.. - И добавил: - Если б я не побежал, они б и меня... Я ведь тоже...
– Что тоже?
– Стрелял, мама.
– Бедный! Ты стрелял?
До Анны Дионисовны дошло, что все ею услышанное - правда. Его едва не убили: он участвовал в покушении на частную собственность, преступил закон, охраняющий права личности и собственности.
– Ты живешь с мужем-социалистом, а до сих пор ни к чему не привыкла, сказал Виктор, заметно бравируя. - Рабочие не хотят, чтоб ими распоряжались, кому топор с голоду варить, кому так помирать... Они объединились посильнее, чем в твоем земстве кооператоры. Тут речь о жизни и смерти.
– Ты-то разве рабочий? - спросила Анна Дионисовна - Нужны долгие годы, чтобы твои некультурные рабочие дотянулись до твоего уровня. У тебя дед был рабочим, а ты - свободный, умный, гимназию кончил. Их объединяет только голод.
За дверью зашуршало, скрипнули полы.
– Ой, вже вымылися? - спросила, входя, Леська. - А где Микола?
Анна Дионисовна велела ей прибрать корыто и ведра и перебралась с сыном в гостиную.
Через несколько минут она уже знала, как быть, чтобы защитить его. Увезти на хутор! Пусть все утрясется, казаки усмирят шахтеров, вернется порядок. Да и как может быть иначе? Переворот в Петрограде, в ответ на который Каледин ввел в Донской области военное положение, - это ненадолго. Есть армия, которая должна защитить правительство; есть главный закон - не разрывать нить жизни, а сохранять и приумножать нажитое дедами и отцами. Другой нити не существует. Если ее обрубить, то она срастется заново.
Виктор с ней не спорил, и они решили завтра ехать на хутор.
– Леська! - позвала Анна Дионисовна. - Нечего
– А он вже на кухне сыдыть, - с усмешкой ответила прислуга про Миколку.
К ночи пришел Москаль, а с ним еще какой-то незнакомый, высокий, с бескровным лицом, раненный в шею. Незнакомого уложили в зале на диван. Наверное, у него была перебита ключица, руку подвело.
– Надо бы приютить, - с виноватым выражением произнес Москаль. - Ты не против?
Он взвалил на нее тяжесть, не спросив, посильна ли она. Анна Дионисовна ничего не ответила.
– Я на часок, - прохрипел раненый. - Надо уходить.
– Куда уходить? - вымолвил Москаль и косолапо прошелся вдоль дивана. Я тебя оставлю, жена за тобой присмотрит. - Он выжидательно и сурово поглядел на нее: - Верно, Аня?
– Да-да, - кивнула она. - Что же теперь делать?
Она распорядилась греть воду, готовить простыню для перевязки и постель.
Миколка стал стаскивать с раненого сапоги. Раненый напрягся, снова закашлялся, дергаясь со стоном.
Виктор стоял за Миколкой, с болью смотрел в бескровное лицо, потом посмотрел на Анну Дионисовну, и она поняла, что он далек от мысли о хуторе.
Миколка стащил оба сапога, в гостиной резко запахло заношенными портянками.
– Вынеси, - велела она, отворачиваясь.
– Три дня сапог не снимали, - оправдываясь, сказал Москаль.
– Ничего, - ответила Анна Дионисовна. - Ты скоро идешь?
– Сейчас, - сказал Москаль.
– А что будет с нами? - спросила она.
Он не знал, что будет с ними, и стал говорить о каких-то красногвардейских отрядах, которые выбьют казаков.
Она не удержалась, спросила, а что же тогда? Кто обеспечит порядок? Вы же не признаете частной собственности ?
Раненый хрипло произнес:
– Главное, власть...
– Какая власть?! - повернулась к нему Анна Дионисовна - Вам-то она зачем? Главное, если я что-то понимаю, экономическая сторона. На что вы употребите свою власть?
– Мы отдадим власть народу? - сказал Москаль привычной фразой.
– И вы определите, кто народ, а кто ненарод? - язвительно спросила Анна Дионисовна, вступая в ненужный, как она видела, спор, но ей хотелось сказать все, что она думает. - Чем вы объедините нашу лоскутную империю - бедностью, пугачевщиной, ненавистью к богатым?
– Сейчас недосуг спорить, - хмуро сказал Москаль. - Собери мне тормозок.
– Бедные насытятся! Что тогда заставит их работать для пользы державы? - Она уперла руки в бока и подступила к нему вплотную, как это делала Хведоровна с Родионом Герасимовичем. - За тучными коровами идут худые коровы, верно я говорю? Твое равенство - это равенство баранов...
– Черт тебя дери! - выругался Москаль. - В своем ли ты уме? Там людей стреляют, гражданская война началась...
– Мама, не время спорить! - сказал Виктор.