Красавица и Ректор: расколдовать любой ценой

Солейн Анна

— Все, что перепадает нашему Ирвину в любви и всех ее оттенках, — это наблюдение за утехами кошек в марте.

Я открыла рот от удивления, а потом фыркнула.

— Нет, Лаура, — внезапно откликнулся Томас Морвель из другого конца зала. Ох, низвергнутый его утащи! Сейчас ведь как скажет что-нибудь… Но Томас меня удивил. Он промокнул губы салфеткой и произнес: — Ты просто не в курсе, что Ирвин также очень дружен со своей правой рукой. А иногда и с левой, когда правая устает. Ирвин любит дружить.

Эту шутку даже я поняла не сразу,

а остальные девушки и остались в недоумении, зато парни захохотали так громко, что я подпрыгнула от испуга.

Сидящий рядом с остроязыким Ирвином парень отвесил ему подзатыльник, кто-то засмеялся, а Лаура мне подмигнула и одними губами проговорила: «Иди!»

Ох, чувствую, если это дойдет до ушей ее компаньонки — Лауре не поздоровиться.

— Что на них нашло? — проговорила Ирма, когда мы вышли из зала.

Я пожала плечами.

— Облачко мое, ты же вернешься к первому занятию? У нас проклятья, помнишь?

Хотелось бы забыть.

Подойдя к кабинету ректора Стортона, я решительно постучала и открыла дверь. Мельком удивилась тому, что впервые вижу кабинет ректора при дневном свете. Какой моветон, если разобраться.

— Вы хотели меня видеть? — спросила я так спокойно, как только могла.

Сидящий за столом ректор Стортон кивнул, не отрывая взгляда от бумаг. Какой он красивый все-таки, досадливо подумала я. Светловолосый, светлокожий и синеглазый, хотя глаз сейчас не видно. Тонкий нос, острые скулы, тяжелый подбородок и высокий лоб — это лицо очень подходило ректору Стортону, упрямому, вспыльчивому и надменному. Хотя чудовищем он мне тоже нравился.

Особенно когда так глубоко погружался в чтение, что начинал мурлыкать.

Или разрешал почесать его ухо.

Из идеального образа аристократа выбивались только длинные волнистые волосы, которые ректор Стортон почему-то не укоротил, и я на целую секунду позволила себе подумать о том, что это — из-за меня. Я ведь когда-то сказала, что мне так нравится больше.

Во имя всех святых, о чем я думаю! Я же злилась, когда сюда шла!

— Садитесь, Унни, — ректор Стортон указал на стул напротив своего стола.

Унни? Значит, мне не показалось вчера?

И снова — о чем я думаю?

Я послушалась и сложила руки на коленях. Уставилась на ткань платья, грубую и украшенную затяжками в некоторых местах. Ничего, главное — все тело прикрывает и без дыр! Отличное платье. Я же не Лаура, чтобы носить шелка.

— Как вы себя чувствуете?

— Что?

Я всего ожидала, кроме этого вопроса.

— Как вы себя чувствуете? — повторил ректор Стортон и наконец на меня посмотрел. Глаза были синие-синие, как море. — После вчерашнего?

— Хорошо, — удивленно ответила я и тут же прикусила себе язык.

Ну какое «хорошо»? Разве порядочной леди позволительно чувствовать себя хорошо после того, как ее насильно попытался обесчестить недобросовестный джентльмен, а она разбила этому джентльмену лицо чернильницей?

Нет! Ей полагается сходить с ума от ужаса

и плакать. Как Лаура вчера!

Я попыталась заплакать.

Не вышло.

Ректор Стортон внимательно смотрел на меня, как будто пытался понять по моему лицу, что я думаю. Иметь с ним дело в человеческой форме было непривычно. С чудовищем я уже научилась общаться, а ректор — пугал. В основном тем, что я терялась и не знала, куда деть глаза, до того он был красивый.

Нужно взять себя в руки! И думать… о родине думать, как Лаура учила.

— У меня кое-что есть для вас, Унни. — Ректор Стортон встал и подошел к шкафу. — Это подарок.

Глава 31

Я сглотнула. Подарок? Сердце забилось, и я постаралась успокоиться. С чего бы ректору Стортону дарить мне подарки?

Может, не надо?

Он встал, подошел к закрытому шкафу с резной деревянной дверцей и потянул ее на себя. Вытащил наружу плоскую широкую коробку из белого картона и подал мне.

— Возьмите.

Эта коробка выглядела дороже, чем все мое имущество вместе взятое, включая спрятанные под матрасом сэкономленные монетки.

— Что это?

— Посмотрите сами.

Мне снова пришли на ум мантикоры, которых, как известно, чаще всего губит любопытство. Что ж, по крайней мере, это не похоже на ключ от особняка. И вообще — с чего бы ректору Стортону делать мне такие подарки? Наверняка это что-то, связанное с учебой.

А вдруг — нет?

Я сама не могла понять, надеюсь я на то, что это будет особенный подарок, или боюсь этого. Вместо этого я потянула на себя крышку, подцепив гладкий и тонкий картон пальцами, и ахнула.

В коробке лежало платье. Невероятно красивое, сшитое из сине-зеленого шелка, напоминающего цветом морскую волну, закрытое, с высоким воротником, длинными рукавами и длинной юбкой.

Рядом с ним лежали белоснежные перчатки, такие же, как те, что носила Лаура Уортон. Не удержавшись, я провела по тонкой и гладкой, как вода, ткани пальцами. Перчатки носили все девушки высшего общества, даже Ирма, хотя у нее они были намного более простыми и скромными. У меня перчаток не было, потому что стоили они даже дороже, чем платья. К тому же, в деревне носить их было не принято, а делать вид, что я такая же, как аристократы, было глупо.

Испугавшись, я выронила коробку и вскочила.

— Что это? Зачем вы мне это дарите? Как вы… как вы смеете?

Я подняла глаза и успела заметить, как мягкая улыбка (мягкая улыбка?! он так умеет?) на лице ректора Стортона сменяется обычным презрительным выражением.

— Вы в кабинете ректора, Танг. Ведите себя прилично и не смейте повышать на меня голос.

Я задохнулась от возмущения. Хотела подойти к ректору Стортону ближе, чтобы взглянуть ему в глаза, но между нами лежала коробка с невероятно красивым и тонким платьем, и мне было страшно через нее переступать. Даже дотрагиваться до нее было страшно.