Красавицы не умирают
Шрифт:
Это неожиданное пристрастие к цветам, довольно скромным на вид, было эхом романтической и печальной истории, некогда происшедшей в Париже.
Как странно устроено человеческое сердце! Оно забывает громкие исторические события, стоит им только отбушевать. Оно не утруждает порой себя памятью о людях, вполне того достойных, немало потрудившихся для потомков, добродетельных, отмеченных необыкновенным умом и способностями.
И оно же, это глупое, необъяснимое сердце, ни в какую не хочет предать забвению то, что, казалось бы, не имеет большого значения ни для прошлого,
Между тем ее имя волновало людей гениальных, которые, кажется, могли употребить свой дар на что-либо более значительное. Но они посвятили этой женщине страницы, которые читают и по сию пору. В ее честь звучат бессмертные мелодии. Самые талантливые и красивые актрисы мира считали за великое счастье воплотить ее образ на сцене и на экране.
Но может быть, самое главное, что помимо собственной воли удалось совершить «порочному ангелу Парижа», — это пробудить в человеческих сердцах способность к сочувствию и милосердию — качества, несмотря на всю их простоту, такие редкие в нашем мире.
* * *
Альфонсина родилась в 1824 году в Нормандии. Семья жила в деревне Сен-Жермен-де-Клерфей и едва ли могла считаться образцовой. Папаша Марэн, глава семейства, был известен неистребимой страстью к бутылке. Про мать, правда, ходили глухие слухи, что она была благородного происхождения. Какие-то жизненные перипетии обрекли ее на печальное существование с пьяницей, от которого она, оставив двух маленьких дочерей, все-таки сбежала в Париж. Там ей удалось устроиться горничной в богатый дом. Она умерла, когда старшей дочери, Альфонсине, исполнилось восемь лет.
Без присмотра, без дела, кое-как перебиваясь скудным куском в опустошенном отцовским пьянством доме, Альфонсина часто бродила по деревне в еще материнских обносках. Под этими лохмотьями взрослело, вопреки всему наливалось соками жизни ее тело — будущий фетиш, искус и дорогостоящее удовольствие парижских нуворишей.
Альфонсина, незаметно перебравшись в отрочество, влюбилась в парня, который работал на местной ферме. Тот оказался не промах, и скоро в деревне заговорили, что дочка пьяницы оставила свою девственность под зарослями ежевики. Это происшествие, давшее пищу для разговоров местным сплетницам, в конце концов могло бы окончиться для Альфонсины вполне благополучно. Подняться с помятой травы женихом и невестою — дело, особенно для деревни, обыкновенное. Но малый с фермы вовсе не имел желания связывать себя с деревенской бродяжкой. На Альфонсину стали показывать пальцем, называли ее дурными словами.
Ее отец смекнул, что раз уж дочь пошла по дурной дорожке и ей нечего терять, то неплохо бы из этого обстоятельства извлечь для себя пользу. За сущий пустяк он отдал Альфонсину жирному трактирщику. Тот, попользовавшись тринадцатилетней девочкой год, вернул ее обратно. Альфонсина пошла работать в местную забегаловку, а потом определилась работницей в мастерскую, где делали зонты.
В конце концов папаша Марэн, стараясь избавиться от испорченной девицы,
Альфонсина приводила в свой темный угол студентов, тискавших ее на танцульках. Это была добавка к скудному жалованью швеи. Один из будущих поклонников осыпанной бриллиантами знаменитой Дюплесси вспоминал, как встретил ее грязную, голодными глазами смотревшую на продавца жареного картофеля... Не отрицая, что и в отвратительном наряде девушка была очаровательна, он все-таки не мог взять в толк, какие силы в столь короткое время могли превратить жалкую уличную проститутку в по-королевски роскошную изысканную женщину.
Восхождение Альфонсины действительно было стремительным. В одно из воскресений она с подругой отправилась в Сен-Клу в надежде подцепить какого-нибудь денежного красавчика. Затея, однако, не удалась, и девушки нашли дешевый ресторанчик, чтобы перекусить на собственные деньги.
Они весело болтали, когда к их столику подошел важный господин, представился хозяином ресторана и, спросив, вкусна ли еда, обратился к Альфонсине:
— Позвольте узнать, как вас зовут, мадемуазель?
— Мари Дюплесси, — ответила Альфонсина.
— Прелестное имя... И как оно вам идет! — пожирая ее глазами, улыбался толстяк.
Когда он отошел, подруга зашептала:
— Что на тебя наехало? Какая Мари Дюплесси?
— Ах, ты не понимаешь... Когда-то, когда я была совсем маленькой, моя бедная мама возила меня к крестной. Я помню красивый дом, цветы вокруг, белый мостик через ручей. Это место называется «Дю Плесси». Всего две буквы — и слово звучит так прекрасно... А Мари? Так звали мою мать. И так зовут Святую Деву. Верно?
Альфонсина не сказала подруге, что, пока та отлучалась поправить что-то в своем туалете, толстяк ресторатор снова подходил к их столику и предлагал приехать снова, но одной.
— Не забудь, меня зовут Мари Дюплесси, — сказала она подруге, обмениваясь с нею поцелуями, перед тем как расстаться.
...Через неделю Мари Дюплесси покинула свою комнатушку в Латинском квартале, где студенты оставляли ей на не слишком свежих простынях по нескольку франков.
* * *
Ресторатор поселил ее в нарядной квартирке, и Мари почувствовала себя на небесах. Теперь она не знала голодных вечеров и даже смогла исполнить свою давнишнюю мечту: купить пару ажурных шелковых чулок.
Еще больше похорошев от спокойной жизни и отоспавшись на мягкой постели, Мари однажды покинула свое гнездышко и показалась в театре. Этого было достаточно, чтобы ресторатор навсегда исчез с ее горизонта.
Скоро она стала любовницей человека с титулом, увидевшего ее в зрительном зале. Эта связь оказалась чрезвычайно полезной для начинающей куртизанки. Она открыла ей двери, за которыми собирались богатые мужчины, жаждавшие необременительных связей с юными и красивыми жрицами любви.