Краш-тест для майора
Шрифт:
Этот некто убирает ствол в пакет для хранения улик. Потом разворачивается, его отражение мелькает в стекле. Муратов!
— Что мне с этим делать?
— Вырежи тот кусок, где есть Настя. Удали его. Оставь только тот, где появляется эта мразь. Если при ревизии попадётся этот ствол в вещ доках, убери с него отпечатки. И забудь этот эпизод. Любые показания свидетелей, где фигурирует какое-то упоминание Насти в контексте этой ситуации в дело не вносить.
— Сделаем!..
Протягивает мне пачку сигарет. Забираю у него всю пачку.
— Делайте…
— Гузова
— Не сдох…
— Не сдох. Но мозг поражён. Обещают, что будет парализован на одну сторону, зона Брока и височная доля невосстановимо поражены.
— Что это значит?
— Оба эти центра отвечают за речь, возможность воспринимать и воспроизводить речь. Включая письмо и чтение. Короче его компьютер теперь не имеет устройства ввода и вывода речи. Показаний он не даст. Память будет нарушена, сознание спутанно. Но жить будет. Не слишком долго. Из-за сердечной недостаточности и у него там что-то еще…
— Не получилось у него лёгкой смерти. Но богадельня теперь самое то.
— Хорошие же новости!
— Нет. Плохие. Настя воткнула в себя то же самое.
— Не сравнивай брат. Ей быстро оказали помощь, у нее не было кровотечения. И… Настя придумала эту схему! Она бы не сделала себя инвалидом. Женщины так не играют. Либо безопасно, либо сразу смерть. Такова их психология…
Пожимаю руку брату.
Возвращаюсь в палату.
— Здравствуйте, — останавливаюсь я в дверях.
У кровати Насти тихо рыдает ее мать. Лена, хмурясь, стоит у окна. Ольга — посреди палаты, с ненавистью и презрением глядя на меня. И теперь мне словно нет места здесь…
Но я, преодолевая это ощущение, делаю пару шагов внутрь. Встаю в ногах у Насти. Тишина звенит. Слышны только всхлипы её мамы. Мне очень стыдно перед ними, что я не уберёг Настю.
— Товарищ майор, — оборачиваюсь к приоткрытой двери, — вам форму привезли. У вас видео- конференция с Москвой через два часа, — отдает мне китель мой новый секретарь.
Бросаю китель на пустую кушетку. Ольга переводит взгляд на мои погоны.
— Нацепляли на себя звезд! — вдруг срывается. — Герои!.. А на деле — насильники, убийцы… звери!
Я не защищаю свои погоны. У меня на это нет сейчас сил. Просто смотрю ей в глаза.
— Это всё твоя вина! Она же отказа тебе! Но нет!.. Такие, как ты не останавливаются, когда хотят что-то получить! Хозяева жизни! Эгоисты чёртовы! Доволен?! Девочке двадцать четыре… Что вы с ней сделали?!
— Не надо кричать, — прошу я.
— Два года её обсуждали, как шлюху генерала, два — как подстилку подполковника… теперь что? Как неудавшуюся самоубийцу будут распинать?
Как и откуда информация вышла, что она сама в себя воткнула?.. Муратов её коллегам поведал?
— Я увезу её отсюда.
— Увезешь?! А её ты спросил?! Хочет она с тобой? Собственность майора на этот раз? Очень ценная перспектива!
— Я
— А инвалидом она очнется, тоже такой рьяный будешь?! — с ненавистью.
Да, господи!! Меня перетряхивает. Отворачиваюсь. Выхожу из палаты. Падаю на каталку в коридоре.
— Товарищ майор?
— Кофеина принеси мне, лейтенант. В таблетках. И глюкозы.
Жду минут десять. И беспощадно прошу вывести родственников из больницы. Насте нельзя волноваться…
Отправляю Настиного врача проводить их. Пусть успокоит. Я не могу говорить с ними. Они проходят мимо. Присаживаюсь на каталке. Лена немного отстаёт. Садится ко мне.
— Почему ты ее не защитит?
— Я не успел…
— А чем ты был занят?
— Служба… — опускаю взгляд.
— Служба важнее, чем Настя?
Это очень многогранный сложный вопрос. Разве можно дать на него ответ? Служба, семья… — всё у нас уже давно проросло друг в друга. Это династия. Это возможность защищать своих. Но и, иногда, жертвовать собой. Мы уйдём, на наше место кто встанет? Кому от этого лучше будет? Уже давно не разделить — службу и личное. Смог бы я её спасти, если за мной не стояла моя служба? Вряд ли…
— Если важнее — уезжай.
Спрыгивает с кушетки и уходит. А я возвращаюсь к Насте. И замираю…
Непослушными пальчиками неловко прикасается к своему лицу. Взгляд рассеянный…
— Настя!.. — срываюсь я к ней.
Падая на стул, ложусь лицом ей на живот. Молча сжимаю, пытаясь отдышаться. Мне очень хочется, чтобы она прикоснулась ко мне. Рукой по волосам провела… Как тогда, когда я лежал на её месте. Но она не касается.
— Где… Глеб?
— В твоей жизни его больше нет. И вообще… нет никого больше, кто тебе не нужен. Обещаю.
— Хорошо…
Поднимаюсь, ловя её взгляд. Машинально несколько раз сжимаю её руку.
— Прости меня…
— Я рада… — шепчет она. — Что с тобой всё хорошо.
Киваю.
— Спасибо, родная.
Прижимаю ее пальцы к губам, закрывая глаза.
«Я должен позвать врача», — напоминаю себе. И я должен идти… у меня конференция с генералом… И раньше, чем завтра я Настю не увижу. А потом мне сразу лететь в Москву! Когда вернусь — неизвестно.
А она такая… чужая совсем! Замороженная! Мне от этого очень больно. Мне тоже нужна хоть какая-то реанимация. Но ее нет. Настя словно проснулась не вся. Как будто моя часть её не проснулась от этой комы.
— Настя… — прижимаюсь своим лицом к её. — Я люблю тебя.
Молчит. А у меня разгоняется это болевое ощущение пустоты, захватывая полностью грудь.
— Выходи за меня…
Отрицательно качает головой. Я зажмуриваюсь…
— Я не хочу… никого не хочу больше. Ни-ко-го… Уезжай, Серёжа. Оставьте меня в покое. Хватит меня… " спасать».
Оглушенно отстраняюсь.
Настя отворачивается к стене и закрывает глаза…
Целую её в висок, вдыхая поглубже её запах. Сдергиваю с кушетки китель. Выхожу.