Краш-тест для майора

Рам Янка

— Все сконцентрировались. Экспромт. Думайте.

— Дядька, ты же не позволишь ему это вколоть в себя? — нервничает Иван. — В нем уже столько химии, что хрен его знает — откачают ли!

— Я думаю, не мешай. Серый, код протокола для смены командованием Альфа-группы пиши мне, — протягивает свой телефон. — Вдруг, ты будешь в отключке.

Набираю…

— А если нас там ждут? — взводит курок Андрей.

— Если бы ждали, Муратов сказал бы, что Настя здесь, — качаю я головой. — Незачем придумывать такую сложную сказку. Он

хочет именно то, что сказал. Посмотреть, как я себя убью. Маньяк… Но я тоже, блять, маньяк. И я тоже хочу посмотреть, как эта мразь убьет себя.

— Камеру бы его из строя вывести… — хмурится дядька. — Тогда мы включим свою на телефоне. И появятся хоть какие-то варианты для маневров.

— Чтобы вывести, надо найти, — отметаю я сразу этот ход. — А у нас такой возможности нет — камеру его искать. Он может занервничать и передумать.

Немного поспорив, решаем, что дядька остаётся координатором, а мы втроём заходим.

Адреналин ускоряет пульс. Отсутствие в голове хоть какой бы то ни было схемы и тактики ослепляет.

Страшно?

Очень!

Но еще страшнее — не успеть. И это подгоняет.

Иван идет чуть впереди. Мы с Андрюхой следом.

Проходим ворота. Дверь в коттедж тоже открыта. Медленно проходим внутрь по бетонному полу, между завалов строительного мусора. Впереди арка, за ней, в комнате пустой стол. Нет, не пустой… шприц.

Иван поднимает руку, врастая в пол.

Сдергивает с пояса гранату. Молча разворачивается, демонстрируя нам. Световая.

— Красавчик! — беззвучно кивает ему Андрюха, показывая большой палец вверх.

Вспышка сожжет светочувствительную матрицу в камере. Где бы она не была.

Отрицательно качаю головой.

— Позже, — тоже беззвучно говорю я.

Показываю, чтобы оставались здесь, за аркой. Пальцем показываю на ухо, чтобы озвучили идею дядьке.

Подхожу к столу, сажусь в кресло. Внимательно рассматриваю шприц.

Два с половиной кубика жидкости. От ужаса волосы по телу встают дыбом. Потому что это пуля. Которой я должен выстрелить себе в голову. И мне страшно.

Нет, не верю, что этот подарок Настя могла оставить мне. А вот, что в себя могла вогнать — верю. Когда в женщине столько надрыва, отчаяния и смелости это обычно так и заканчивается. Нельзя их до такой кондиции доводить. У них если забрало упало, это всё… И я обещаю себе, что если она жива, то я в лепёшку разобьюсь, но её больше никто не посмеет потревожить.

Набираю Муратова.

Для себя, значит, приготовила? Но если оставила половину… А Муратов сказал — половину… Шприц на пять кубиков. Значит, либо не успела воткнуть до конца, либо передумала. И я очень надеюсь, что в ней сейчас не смертельная доза.

Потерпи, пожалуйста, моя девочка. Не уходи…

— Да, — наконец-то отвечает Муратов.

— Я на месте.

— Вижу. Коли.

Поднимаю шприц.

— Сергей… — слышу в ухе дядькин голос. — Втыкай иглу в мышцу, в предплечье. На

поршень не дави. Закрывай глаза. Будет вспышка. Потом — включишь камеру на телефоне.

Закатываю рукав. Пальцы подрагивают. Резко вгоняют иглу в мышцу, морщась от неприятного ощущения. Слышу стук гранаты об пол.

— Вводи… — азартно требует по телефону Муратов. Зажмуриваюсь и закрываю предплечьем глаза. Но даже через веки и руку белый всполох бьёт по глазам, чуть обжигая сетчатку. Считаю про себя секунды, когда можно уже открыть.

— Я не вижу тебя, — разочаровано.

— Я за твою технику не отвечаю. Могу включить свою камеру.

Нажимаю видеовызов. В глазах черные точки. Слепо смотрю в камеру телефона.

— Не знаю… не знаю… Зольников, — капризно. — Теперь я не уверен, что в тебе тот же самый шприц. Пожалуй, сменим на ствол.

— Что?..

— Я просто хочу посмотреть — из большой любви ты мою женщину трахал или так… Достань ствол, приставь к виску. Я хочу это записать. Ведь, если ты выстрелишь, она выживет. И я хочу ей это показать. Как сильно ты её любил. Достойное признание, не находишь? Доставай. Он у тебя есть. Я вижу кобуру.

Ну, пиздец, Зольников? Тут даже реанимация не поможет. Заторможенно достаю ствол.

— Брат! — срываются братья. Раскрываю ладонь, тормозя их.

— Взведи курок, приставь к виску.

Слепну сильнее, чем от вспышки световой. Но послушно делаю. Вот это краш-тест, Зольников! Вывезешь?

Где-то фоном в ухе слышу Андрея:

— Тяни время, в отделе пробивают локацию по номеру.

Это бесполезно, Муратов не дурак, у него переадресация на какой-нибудь чёрный, а это ни один час. Могут и до завтра пробивать. А он может симки каждые полчаса менять.

— И Настин номер пробивают тоже! — словно читая мои мысли добавляет брат.

Это уже реальнее. Но все равно — не факт.

— Покажи Настю, — требую я у Муратова. — Хочу видеть, что она еще жива.

А что потом Зольников? По обстоятельствам потом.

— Брат, в Альфе свой человек, не вздумай… Мы возьмем его, — голос Ивана.

— Яра уже едет в гарнизон, — добавляет дядька. — У нее твой код протокола.

Возьмём, но когда?

Ох, как ствол у виска ускоряет реальность!

Дядька тоже что-то говорит мне. Выдираю наушник из уха. Не мешайте мне. Делайте, что можете. И я буду делать, что могу.

На экране наконец-то появляется Настино лицо. Вздрагиваю. Бледная очень. Губы синие. Черты лица обостренные. Веки закрыты. Моя грудная клетка сжимается.

— Она жива?.. — выдыхаю я.

Переводит камеру чуть ниже, на шею. Венка едва заметно бьётся.

— Видишь?

«Не туда смотришь, Зольников!» — даю я себе мысленно пару отрезвляющих оплеух. И сосредотачиваюсь на деталях вокруг.

Подушка. Наволочка белая. Грубоватая. Застиранная. С крупным льняным волокном. С краю — серое пятно, похожее… на что? Что-то знакомое!..