Красивая как ночь
Шрифт:
Кэм вспомнил себя в восемнадцать лет. Он хотел уложить в постель Хелен и был уверен, что ничто его не остановит. Ее мать едва успела помешать ему. Потом он старался убедить себя, что это не его вина, что Хелен сама такое искушение, которому не смог бы противиться ни один молодой человек.
Но по правде говоря, она была виновата не больше его, и Кэма влекло не просто ее тело. Он злился на родителей за то, что они разлучили их, злился на себя за то, что скомпрометировал Хелен. И довольно часто, причем совершенно необоснованно, злился на Хелен за то, что она заставляет
Конь размеренно шел по знакомой тропе, его сильные мускулы плавно перекатывались при движении, но Кэм давно забыл, где находится.
Ариана стояла на цыпочках, пока у нее не заболели ноги, следя за новой дамой в щелку приоткрытой двери гардеробной. Ей почти ничего не видно! Какая досада! Если бы не Милфорд, она бы сейчас была уже под кроватью этой дамы.
Дама ходила по комнате, наморщив лоб, как папа, и сложив руки на… впереди. Но Бентли называл это как-то иначе… Ах да, грудь. Она едва не хихикнула. Дядя Бентли такой занятный.
«Чтоб мне не жить, – услышала она как-то слова дедушки, адресованные Бентли, – если это не замечательная пара титек».
«Да уж, под такой грудью можно задохнуться!» – ответил Бентли.
Они хохотали и хохотали. Но речь шла о мисс Эггерз, а не об этой красивой даме. Теперь мисс Эггерз… больше нет.
Дедушки тоже нет. Судя по тому, что Милфорд говорил внизу, дедушка, наверное, задохнулся под титьками, или грудью, мисс Эггерз, хотя Ариана не понимала, как такое может случиться. Но что бы там ни произошло, дедушки больше нет. И мамы. Они ушли навсегда, а не как мисс Эггерз. Все считают, что она не понимает разницы, но она уже не ребенок и многое понимает.
Дама вдруг подошла ближе, встала у окна и пальцем отодвинула портьеры. Немного постояв, она подошла к туалетному столику, начала поднимать один за другим флаконы и баночки. Опять вернулась к окну, поглядела в него, покусывая ноготь большого пальца, словно высматривала кого-то вдалеке.
Может, дама просто неугомонная. Ариана знала это слово. Папа часто произносил его раньше. «Твоя мама просто неугомонная», – говаривал он. Потом сажал ее к себе на колени, потому что мама обычно проявляла неугомонность, расхаживая по комнате. Она подолгу смотрела в окно с мрачным выражением лица. И вскоре исчезла навсегда.
Внезапно дама ахнула и опустила портьеру. Так! Все ясно. Ариана знала этот взгляд. Понимала, что значит этот тихий возглас. Там, снаружи, кто-то есть. Возможно, и он наблюдает за дамой. Ариана поежилась. Она не станет думать о нем. Вообще. Она не позволит себе. Она будет думать о новой даме.
Не собирается ли новая дама исчезнуть? Судя по ее виду, именно это она и хотела сделать. Очень хорошо. Если новая дама – Хелен – останется, тогда она захочет, чтобы Ариана заговорила. Говорить, говорить, говорить. Вот чего они все время хотят. Они хотят задавать ей вопросы.
Но она ничего им не скажет.
Мама велела ей: «Никогда не рассказывай». И еще она говорила «Ш-ш! Ш-ш! Это будет наш маленький секрет, Ариана. Не отвечай на их вопросы». О, теперь от всего у
Вдруг что-то мягкое и теплое коснулось ее ноги. Боадицея! О нет! Но папина кошка такая проворная. Ариана толкнула дверь и бросилась через спальню дамы. Черт побери и будь все проклято! Так сказал бы дядя Бентли. Но сейчас ей некогда думать о глупом Бентли. Она стремительно побежала по коридору к классной комнате.
– Le chat bottе! – услышала она красивый, переливчатый голос дамы. – Откуда ты здесь взялась?
Хелен беспокойно ходила по комнате, поглядывая на свой нераспакованный сундук и гадая, как ей поступить дальше. Почему Кэмден Ратледж посмел ее оскорблять! За пять минут после начала их разговора он высказал далеко не лестное мнение о ее характере. И что же? Вместо того чтобы влепить пощечину и уехать из этого дома, она предложила ему дружбу.
Нет, она не совсем права. Кэм всегда был порядочным человеком, а по опыту Хелен знала, что люди обычно не слишком меняются. И вообще, как могло большинство людей расценивать ее перспективы на будущее? Ведь она выросла не в самом респектабельном окружении.
Хелен прекрасно знала, что, несмотря на то что Кэм старше ее, в годы юности она мучила его – даже манипулировала им – до такой степени, что это было просто невыносимо. Она подбивала серьезного друга на проказы, стоившие ему мучительных терзаний. На майский праздник они раскрасили всю деревню в ярко-голубой цвет, заменили все молитвенники в Вербное воскресенье методистскими псалмами и сожгли целый стог мистера Клапхема в день Гая Фокса, – непреднамеренно, разумеется. И это лишь краткий перечень.
Когда они повзрослели, их дела стали намного серьезнее детских проказ. Да, намного серьезнее. Поэтому неудивительно, что Кэм считает ее недостойной учить его дочь. С самого начала их дружбы никто из них, выражаясь фигурально, не был невинным. На Хелен своим бесшабашным отношением к жизни нежелательное влияние оказывала ее мать, которая считала, что жизнь слишком коротка и ею нужно пользоваться ради собственного удовольствия. Таковы были уроки, преподанные ей гильотиной. Долгое время Хелен не знала других ценностей.
Она расправила плечи и отогнала воспоминания. Сейчас наиболее безопасным чувством ей казалось возмущение. А Хелен страшно возмущало, что ее заставляют сидеть в одиночестве, не разрешая познакомиться с будущей ученицей. Наверное, в десятый раз за четверть часа она подошла к окну и раздвинула портьеры. Уже отворачиваясь, Хелен краем глаза заметила какое-то движение и пригляделась внимательнее.
Кто-то, мужчина, быстро шел по дороге, которая тянулась от деревни вдоль задней стены Халкота, обрамлявшей сад. Вдруг он резко остановился и устремил куда-то пристальный взгляд. Она поняла, что незнакомец смотрит на заднюю стену дома, явно оглядывая ряды окон. Хелен даже ахнула, когда он поймал ее взгляд. Или ей так показалось.