Красивая жизнь
Шрифт:
– Что это? – спросил папа. Он стоял у нее за спиной и смотрел на рисунок.
– Это река Калка, – сказала Ира. – Это утро перед боем.
– А почему у лошадей такие грустные глаза? Папа попытался улыбнуться, и Ира была ему благодарна за эту попытку.
– А ты разве не знаешь? – Ира повернулась к нему. – Ведь битва будет проиграна. Может быть лошади заранее знали об этом?
– Вечно ты что-нибудь выдумываешь! – сказал папа и осекся. Эти слова прозвучали как намек на ту ложь, которой Ира заполонила их жизнь.
–
Внезапно зазвонил телефон, и они вздрогнули.
Последнее время телефонные звонки не предвещали ничего хорошего.
– Я подойду, – сказал папа, и лицо его помрачнело. Он долго говорил по телефону. Ира поняла, что речь шла о ней, и заткнула уши. Лучше потом все узнать от папы, чем вслушиваться в обрывки фраз, обмирая от страха на каждом слове.
– Ну что? – спросила она, когда папа вошел к ней в комнату. Мама тоже вбежала за ним следом, вытирая руки о полотенце, она заглядывала папе в лицо, пытаясь прочитать на нем известия о судьбе дочери.
– Не может быть. – Папа сел на диван и обхватил голову руками. – Этого не может быть, – сказал он и рассмеялся, как безумный.
«Пятнадцать лет строгого режима», – решила Ира, глядя на папу.
«Отчисление из школы и принудительные работы», – подумала мама.
– Ира, – заговорил папа, – Ирочка, твое дело прекращено!
– Как прекращено? – одновременно спросили и Ира, и мама.
– А так! – Папа вскочил и стал ходить кругами по комнате. – Они нашли того, кто на самом деле угнал машину!
– Как нашли? – упавшим голосом сказала Ира. – Его нашли? Но я же ничего не говорила…
«Теперь все решат, что я – предатель, – подумала Ира. – Неужели это Кахобер все рассказал?»
– Ты представляешь, – он схватил маму за руки и стал ходить по комнате уже с ней вдвоем, – этот человек – самый настоящий угонщик! – Со стороны могло показаться, что они танцуют менуэт. – Семь угонов за последние пять месяцев…
– Последние пять месяцев? – Ира тоже встала. Но он только недавно приехал в Москву!
– И теперь он задержан, – не слушая ее, говорил папа. – А с тебя сняты все обвинения!
Телефон зазвонил снова. Папа подскочил к аппарату, сорвал трубку, что-то коротко ответил и заглянул к Ире в комнату.
– Это Света, – сказал он. – Хочешь, я скажу, что ты занята?
Ира не хотела разговаривать со Светой, особенно теперь. Но ведь нельзя же всю жизнь прятаться за широкой папиной спиной.
– Я поговорю, – твердо сказала она. – Я сама.
– Ирка! – Толос у Светы был радостный и обычный как будто не случилось ничего плохого. – Ты уже знаешь? С ума сойти! Тот мужик, который выбежал из машины за женщиной в шубе, – это он! Он угонщик! Его поймали, а мы получается и ни при чем!
– А вы, и так были ни при чем, – сказала Ира. Это ведь меня поймали. Это я встретила Новый год в обезьяннике.
– Ну, ладно, Ирка, – примирительно сказала Света, – не кипятись. Все же обошлось. Мы очень за тебя волновались.
– Да, волновались, – сказала Ира. – И это волнение помешало вам прийти, позвонить, узнать – жива я или нет! – Она не хотела казаться слабой, но слезы оби все равно зазвенели у нее в голосе.
– Не будь злопамятной, – строго сказала Света. – Тебе это не идет.
– Это все? – Спросила Ира. Она не хотела продолжать разговор, боялась наговорить Свете кучу гадостей, за которые потом будет стыдно.
– Нет, еще все наши просили передать, что ты – человек.
– Да, я девочка что надо, – в тон ей сказала Ира.
– Мы, честно говоря, думали, что ты расколешься, а ты – никого не выдала, – продолжала Света. – Макс очень• извиняется перед тобой. Он тебе чего-то лишнего наговорил?
– Да, немного, – иронично сказала Ира, но Света не уловила этой иронии.
– Подумаешь, чего только между друзьями не бывает! А потом мирятся и – как нив чем не бывало…
Ира слушала свою бывшую подругу и поражалась, как гладко и складно все у нее выходит. Тебя поцеловали? Пустяки. Тебя предали? Ерунда. Тебя обозвали последними, словами? Подумаешь!
– Я так не могу, – сказала Ира и повесила трубку. Она не хотела жить в таком ,мире, где ничто ничего не значит.
18
С самого утра у Иры было такое чувство, что сегодня она должна сделать что-то важное. Она встала рано, долго стояла под душем, потом причесалась тщательно и гладко и вышла на улицу. В руках у нее был рулон, завернутый в газету.
Она впервые за долгое время чувствовала себя так, как если бы ее досрочно освободили из тюремного заключения. Все вокруг было интересным и заслуживающим внимания: и ворчливая дворничиха, и выводок белых котов, которых она подкармливала, и дурно пахнущая рыба, которую с жадностью поедали эти коты.
Ира подошла к зданию школы и нерешительно потопталась на пороге. Каникулы были в разгаре, поэтому в школу приходили только учителя, да и то не все. Ира осторожно приоткрыла дверь и огляделась по сторонам.
Никого не было.
Стараясь не шуметь, она поднялась на четвертый этаж и вошла в кабинет истории. Это был класс Кахобера – такой же светлый, как он сам. Ира села на его стул – вот отсюда он видит весь класс, и на нее тоже смотрит отсюда…
Хотя чаще Кахобер ходит между рядов, размахивая руками, или что-то рисует на доске.
«Бесперспективно», – вспомнила она слова Светы и усмехнулась. Какая глупость! Чем быть влюбленной в мелкого, чужого человека, пусть даже с надеждой на взаимность, лучше любить недосягаемого, но бесконечно хорошего. Тогда и не нужны никакие перспективы, перспективой будет сама любовь.