Красивая жизнь
Шрифт:
Что касается меня, когда я приехал сюда, здесь царила атмосфера возможностей. А какие цвета – синий океан, белые стены, крыши из красной черепицы, теплый воздух, пышная растительность, и все это начинается прямо у твоего порога, и тянется по океану до самого Китая. Все это казалось мне олицетворением моей жизни – оптимизм, яркость, движение, успех.
Я прожил здесь два года, и не могу назвать их счастливыми.
Я припарковал машину между двумя мусорными контейнерами – и просто сел, закрыл окна, и заглушил мотор. Я полностью абстрагировался от бормотания и деятельности других людей. Даже если бы вокруг меня начался бунт, я бы этого не заметил. Все мои мысли занимало увиденное
Я сразу узнал Карен, хотя она, конечно, сильно изменилась.
Она лежала лицом вверх, мерзкая и раздувшаяся, как все трупы, что я видел по телевизору. Я всегда представлял, что мертвое тело вызовет у меня более ужасные чувства, чем забрызганные кровью актеры в шоу про полицейских. Но тело Карен потеряло свой цвет, ее кожа напоминала бледную субстанцию, она стала похожа на имитацию трупа, что показывали по телевизору.
Карен была голой. Совсем. Она словно застыла во время танца. Ноги раздвинуты, одна рука на животе под грудями, другая отброшена в сторону под прямым углом. Глаза закрыты, но открыт живот. Разрез начинался от грудины, проходил через пупок, и заканчивался в двух дюймах от лобковой кости. Там прошили горизонтальным швом, словно из ее брюшной стенки хотели сделать крылья. Похоже, еще вырезали часть левого «крыла».
Я долго сидел в машине, приводя в порядок чувства. Наконец сдался, я не мог справится со своими душевными метаниями. Вместо этого я представил, как легко было бы вытолкнуть Карен – просто остановиться, открыть дверь и вытолкнуть. Она бы сразу исчезла. Я представлял, как бы она упала, как ее ноги небрежно раздвинулись бы в стороны.
Я решил, что никогда не смогу забыть ее лица, люди по телевизору всегда говорили такое, когда теряли тех, кто дорог. Но стоило мне подумать о Карен, я видел воду в сточной канаве, которая текла у нее между ног по мокрому бетону.
Квартира осталась прежней. Такой же, как всегда. Второй этаж дома с облупившейся штукатуркой, построенного в пятидесятые. Одна комната с кроватью и диваном, кухня и ванная отдельно.
Здесь пахло затхлостью. Я бы открыл окно, но тогда бы мне пришлось впустить сюда весь остальной мир. А именно этим утром в Венеции, мне нужно было отключиться ото всего.
Я включил видеомагнитофон и запустил запись последнего ночного выпуска «двадцать восемь кадров в секунду». Это еженедельное ночное шоу, посвященное киносплетням, шло по непопулярному кабельному каналу. Вела его блондинка-панк по имени Лорн. Ей было наплевать на киноновинки, она говорила о людях – актерах, режиссерах, продюсерах. Обо всех, кто богат и связан с киноиндустрией. Отношения, деньги, дома, машины, привычки и предпочтения, зависимости и детоксикации – она была в курсе всего. Я никогда не пропускал это шоу.
У Роберта Дауни младшего были проблемы с наркотиками и оружием, а Дон Джонсон сломал лодыжку. Мимоходом сообщили, что Рэй Лиотта и Мишель Грейс помолвлены, Микки Рурка и Кэрри Отис узнали в Нью-Йорке, выглядели они клево. Голди Хоун14 поехала в Лондон на премьеру «Клуба первых жен»15. В аэропорту Хитроу на ней был черный просвечивающий топик, через который виднелись кончики сосков. Ну а в Л.А. в «Доме Блюза», Ноа Уайли и Энтони Эдвардс отрывались на одном из шоу «MTV». Анна Николь Смит16 писала автобиографию, а Джорджа Клуни разозлили назойливые журналисты.
Запись закончилась. Я хотел запустить следующую, но не мог сосредоточиться – мысли рвались наружу.
Жена, с которой мы жили уже год, погибла, а я даже не рассказал полиции, кем она мне приходится. Другой бы на моем месте уже прорывался через ленту и бессвязно орал о
Но не я.
В голове все время мелькала мысль: копы никогда не нагрянут ко мне в квартиру. Они не придут.
Карен никогда не представлялась моей фамилией, ей это надоело через несколько недель после свадьбы. Она не меняла в своем удостоверении фамилию и адрес. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал ее и где она живет. В Санта-Монике ее никто не знал – она почти всегда зависала в Западном Лос-Анджелесе или Голливуде. Даже если копы найдут того, кто ее опознает, вероятность того, что они выйдут на меня - стремилась к нулю. Мы жили разными жизнями, она никогда не приводила в квартиру своих клиентов. Даже если весь мир встанет на уши, между нами была слишком маленькая связь. И, в конце концов, какое дело Лос-Анджелесу до еще одной мертвой шлюхи?
Мы познакомились в баре. Я жил в Лос-Анджелесе уже год и не слишком преуспел. Дальше вечерних курсов телеведущего, что проводились в маленьких частных киносъемочных павильонах, я не зашел. Вообще, курсы оказались единственным бизнесом такого рода студий. Я знал, как держать голову так, чтобы не затенялись глазные впадины, я мог быстро читать бегущую по экрану строку и хорошо держал улыбку. Я мог выступать с сильным харизматичным напором, важное качество, без которого не захватить внимание аудитории. Но город не принял меня, мой единственный контакт со зрителями не поднялся дальше сидения на стуле в баре с пивом перед глазами.
Я приехал на запад, находясь в плену обычной мечты: заработать много денег и наслаждаться жизнью, купаясь в лучах солнца. Но не вышло. Поскольку прыгнуть «из грязи в князи» и стать частью крупной медиа-индустрии мне не удалось, а ничего больше я не умел, тридцатилетнему парню пришлось идти мыть посуду. И никто меня даже не заметил.
Так я получил работу в «Донат Хейвен». Чтобы выжить денег хватало. Я встретил Карен, когда работал в пекарне пончиков уже год. У меня даже горшка куда поссать не было. Я смог закрепиться в Восточном Лос-Анджелесе, вот и все финансовое достижение.
Той ночью Карен работала. Я ни разу не был со шлюхой, но сказал «да», когда она натолкнулась на меня и невнятно пробормотала, что я смогу получить ее, если у меня есть деньги. Почему нет? Когда страдаешь городской депрессией, однажды наступает момент, когда любой физический контакт становится привлекательным. Мы поехали ко мне. Сделав дело, она решила остаться на ночь. Своего дома у нее не было.
Карен, невысокая худощавая блондинка, жила на улице. В свои двадцать два она уже приобрела множество зависимостей. Когда ее не трахали, она спала в круглосуточном кинотеатре или под скамейкой в парке. В первую нашу встречу от нее ужасно воняло, я заставил ее принять душ. Жизнь Карен катилась под откос.
Мне нужна была компания. А Карен место, где она могла перекантоваться и привести себя в порядок, если собиралась дожить до своего следующего дня рождения. Я решил, что мне выпал шанс и воспользовался им. Но и она тоже. Я заплатил ей еще несколько раз, а затем пригласил жить у меня. Она сразу согласилась.
Первые полтора месяца прошли превосходно. Карен перестала выходить на панель, мы гуляли по разным местам, я стал общительнее. Теперь я мог назвать Лос-Анджелес своим домом, а не бесплодной землей наполненной завистью. Карен стала меньше потреблять наркотики и восстановила здоровье. Мы многое получили друг от друга, но обманывали самих себя, назвав сложившуюся ситуацию любовью. И привязались друг к другу еще больше. Мы поженились в выходные. Весь следующий день Карен ходила как громом пораженная, она редко вспоминала об этом.