Красиво разводятся только мосты
Шрифт:
Глава 28
— И? Я не обязана сидеть в своей комнате, как наказанная школьница.
— Ты снова с Иркой? Второй день? — фыркнул раздражённый, недовольный Романовский.
— Я не маленькая девочка, не должна отчитываться ни родителям, ни тем более тебе, — явно доставляла ей удовольствие эта ситуация.
Не сказать, чтобы Демьян пребывал в восторге, ведь, по сути, она его использовала, но его план был куда безумнее, поэтому его ничуть не расстраивало, что именно
Кораблёв провёл рукой по её животу, спустился ниже. Аврора резко вздохнула, выгнулась навстречу его руке и прикусила губу, давая понять, чтобы Демьян не останавливался.
Он и не собирался.
— У тебя что-то важное? — спросила Аврора мужа и сцепила зубы, подхватывая ритм, что задавала рука Демьяна.
— Просто хотел узнать, как у тебя дела, — прозвучал голос Романовского устало.
— Хорошо. Думаем, не встретиться ли с одноклассниками, посидеть где-нибудь, — ответила она, а потом стиснула зубы, чтобы не застонать.
— Ты считаешь сейчас для этого самое время?
— Я считаю, да. Возможно, я их долго потом не увижу. Года два или три.
Рука Демьяна становилась настойчивее, её дыхание сбивчивей. Они оба знали, чего хотят. И Романовскому пора бы уже догадаться, чем она занимается, но он был слишком занят собой.
— Аврора! Не смей даже думать! — прогрохотал Романовский.
Аврору это только подстегнуло — она шире раздвинула ноги. Демьян едва справлялся с собственным возбуждением. А она затейница!
— Если на это настраивает тебя твой новый адвокат, гони его взашей. Я не позволю…
— И что ты сделаешь? — перебила она.
Демьян поразился, как Аврора ещё не потеряла нить разговора, ведь ещё чуть-чуть и…
О да! Она дёрнулась, выгнулась. Плохая девчонка! Очень плохая. Она кончила в его руках, разговаривая с мужем. Демьян едва не засмеялся в голос.
— Я не позволю, чтобы тебя посадили. Любой ценой не позволю, — закончил мысль Романовский. Но его жене сейчас, кажется, было всё равно.
— Сомневаюсь, что это в твоей власти, — переведя дух, она сдвинулась Демьяну на живот и то, что до этого упиралось ей в спину, оказалось в её руке. — Ты знаешь, что моим родителям угрожали? — Её маленькая ласковая ладошка, оказывается, умела делать невообразимо приятные вещи. — Весь подъезд исписали надписями «Убийца!» Им звонили, их оскорбляли. И чем помог ты?
Романовский молчал. А вот Демьян не мог.
— О, чёрт! — процедил он сквозь зубы.
Аврора одобряюще кивнула: он может кончить. Его и упрашивать не пришлось. Демьян ткнулся лбом в её плечо. Прикусил нежную кожу. Господи, в этот момент он так её любил, что ещё парочка божественных фрикций, и он пошлёт её мужа в прямом эфире и оставит эту плохую девчонку себе.
Резкий запах каштанов не заставил себя долго ждать. Кому-то он нравился, кому-то категорически нет. Демьяну было
— Я не знал, — скорбно ответил Романовский.
«А как ты допустил, чтобы травили твою жену?» — едва не спросил Демьян, когда к нему вернулась способность мыслить.
— Ты странно дышишь, — всё же услышал тот.
— Да, курю, — тут же снова соврала, вернее, пошутила Аврора.
— Аврора, только не делай глупостей. Пожалуйста, — практически взмолился Романовский. — Сейчас кажется, что выхода нет. Тебе больно, трудно. Но когда всё закончится, ты пожалеешь, что их наделала.
— Не думаю, что меня загрызёт совесть за выкуренную сигарету, — она блаженно вытянулась у Демьяна на груди. — Нет, Валер. Я не пожалею. Ни о чём. Уже нет. Знаешь, однажды, очень давно, на нашей свадьбе, мы с Лебедевой поспорили на бутылку «МОЁТ», кто из нас с тобой любит больше. Это, казалось, просто выяснить: если родится мальчик, то я тебя, если девочка — ты меня. Ирка ставила на девочку. Угадай, что мы сегодня пили?
— Так и знал, что ты пьяна, — вздохнул Романовский. Демьян готов был с ним поспорить — она не выпила ни глотка. Но тот уже сам себя перебил: — Дурочка моя! Она же тебе завидует. Всегда завидовала. Не вздумай следовать её дурацким советам. Она наверняка посоветует тебе с кем-нибудь переспать, чтобы отомстить мне, а это глупо.
— Угадай, кто проставился? — проигнорировала мужа Аврора, словно не слышала. — Я, Валер. Я. Я всегда любила тебя больше. Сильнее. Честнее. Самоотверженнее. А ты…
— Это неправда, — мрачно, а может, хмуро, в общем, безрадостно возразил он. — Я тебя любил. И люблю. И буду любить. Теперь уже, наверное, всегда. Последняя любовь она куда сильнее первой.
— Жаль. Потому что я желаю тебе её встретить. Свою последнюю любовь. Настоящую. Которой невыносимо захочется хранить верность. — Она вздохнула. — Не звони мне больше, Валер. И да, именно так мне и посоветовала сделать лучшая подруга: переспать с кем-нибудь. Скажу больше: я её послушалась. Прощай!
Она отключилась. Положила на кровать телефон.
— Я в душ.
Не оглядываясь, встала и ушла.
Демьян слышал, как зашумела вода. Был уверен — она плачет. И не пошёл ей мешать.
«Прощай!» это не легкомысленное «Пока!».
«Прощай!» — это горящие за спиной мосты.
«Прощай!» — это когда не возвращаются.
Ему ли не знать, он тысячу раз говорил: «Прощай!» и девятьсот девяносто девять раз возвращался.
Но «Прощай, я тебе изменила» — это другое. Это «Да пошёл ты!».