Красиво разводятся только мосты

Лабрус Елена

Глава 4

— Простите, здесь свободно? — прозвучал над головой мужской голос.

Чёрт! Когда разбуженная вопросом Аврора очнулась, задремав во время набора высоты, уже и пледов не было, и на трёх креслах в соседнем ряду, подняв подлокотники, растянулся какой-то дядька.

Оценив не самое дружелюбное выражение лица Авроры спросонья, потенциальный попутчик виновато оглянулся:

— К сожалению, место у запасных выходов занять нельзя,

женщину с ребёнком я тоже беспокоить постеснялся, но если вы против…

— Садитесь, конечно, — перебила Аврора, снимая очки.

Она так долго думала с ответом, из-за чего мужчина стал вынужденно оправдываться не потому, что против, а потому, что растерялась — у её кресла стоял тот самый мужик, за жизнью которого она невольно подглядывала в аэропорту.

«Чудесная малышка, жена, любовница, извинения. Красивый мужик. Вроде ничего не забыла», — мысленно усмехнулась Аврора.

— Далеко летите? — спросил он, с трудом запихивая длинные ноги в узкое пространство между сиденьями.

— А вы? — улыбнулась Аврора, подразумевая нелепость вопроса, но потом сама себя опровергла, вспомнив, что самолёт делал техническую посадку в Екатеринбурге, а значит, часть пассажиров выйдет там, а часть отправится дальше.

— До конца, — ответил мужчина.

— Я тоже, — кивнула Аврора.

Понадеялась, на этом разговор будет исчерпан: она достала из кармана телефон, мужчина пришёл с ноутбуком в руках. И какое-то время они действительно молчали, каждый занятый своим гаджетом, но потом он уронил на пол между ними наушник, нагнулся.

Аврора невольно улыбнулась: в его густых тёмных волосах, подстриженных длинно и слегка взъерошенных, застряла блёстка — маленькая серебряная звёздочка из аппликации на кофточке у девочки.

— Простите, — едва не ткнулся он лицом в её колени.

От запаха его одеколона, приятного, мужского, незнакомого, а может, от вида этой невинной звёздочки у Авроры невыносимо заныло в груди.

Как же она хотела какую же славную девочку с тёмными кудряшками, как в детстве у Романовского, или мальчика с васильковыми глазами, как у неё.

Но муж был категорически против.

— Аврош, ну разве нам плохо вдвоём? — кривился Романовский. — Ну, честное слово, что за средневековые пережитки: семья, дети, быт. Неужели обязательно обременять себя стиркой, готовкой, пелёнками? Изнурять организм беременностями, портить родами? Посмотри, какая ты у меня красавица, — вёл он пальцами по её шее, груди, животу, — с фарфоровой кожей без единого изъяна. А эти потрясающие льняные волосы? Я не готов ими жертвовать ради какого-то спиногрыза. Хватит того, что я позволяю тебе работать, — отшучивался он.

— Если я не буду работать, то сойду с ума, — возражала Аврора.

— Какая глупость, —

фыркал Романовский. — Есть сотни приятных занятий, которым можно посвятить себя вместо обходов, приёмов и многочасового стояния у хирургического стола.

— Сотни! — усмехалась Аврора, подначивала: — Назови хотя бы десять.

Романовский начинал перечислять: путешествия, музыка, живопись, стрельба из лука, прогулки верхом. Под конец даже про телевизор вспоминал.

— Который, кстати, тоже можно смотреть целыми днями, — улыбался он.

Аврора улыбалась в ответ:

— Прогулки на лошадях? А это не средневековье? Добавь вышивание на пяльцах и, чем там ещё развлекались настоящие леди? Читали вслух женские романы?

— И ждали мужа, — добавлял он.

Готовил в их доме повар, убиралась горничная, за порядком следила экономка, за финансами — бухгалтер, трудности решал адвокат, на работу возил водитель.

Авроре грех было жаловаться. Да она и не жаловалась. Просто всё сильнее ощущала пустоту. И страх, что однажды останется совсем одна в их огромном доме среди дорогих картин, классической музыки, коллекции арбалетов и рамок с фотографиями.

— В конце концов, если захочешь понянчиться, всегда можешь поехать к подругам, — поучал Романовский, брезгливо кривясь. — Надышишься волосёнками, пропахшими молоком над пульсирующим родничком, пару раз отстираешь с одежды кислую детскую отрыжку, сменишь несколько вонючих подгузников и вернёшься домой довольная, что не тебе достанутся колики и первые зубы, юношеские прыщи и ранняя менструация. Ты сама не знаешь, чего просишь.

Наверное, она и правда не знала. Но однажды смирилась и перестала настаивать…

— У вас, — показала Аврора на волосы мужчины и убрала застрявшую в них звёздочку.

— Это, наверно, с Есеньки, — тепло улыбнулся он. — Ну, вы с ней уже знакомы.

— Да? — одновременно улыбнулась и удивилась Аврора. — Её зовут Есения?

Когда в своё время каждая из её беременных подруг спрашивала, как назвать ребёнка, Аврора с усердным постоянством предлагала имя Есения, но ни одной из четырёх оно не пригодилось: у троих родились сыновья, дочь четвёртой назвали в честь бабушки Эмилия.

— Есения, — кивнул мужчина. — Моя племянница.

«Племянница, Аврора! Стыдись! — мысленно ударила она себя по лбу. — А ты: студентка, любовница. Тьху на тебя! Она его сестра!»

Аврора почему-то с облегчением вздохнула. И вдруг спросила:

— Вы женаты?

— Развожусь, — выдохнул мужчина.

— Ну надо же, я тоже, — хмыкнула Аврора и поспешила заверить: — Я не шучу. Вчера написала заявление на развод.

Она невольно посмотрела на часы: Романовский как раз, наверное, узнал.