Красиво разводятся только мосты
Шрифт:
— Понимаю, Валер. И не понимаю, — покачала головой Аврора.
Да, муж никогда не обременял её заботами. Всё решал сам, обо всём договаривался. А как, с кем, какой ценой — она никогда не вникала, да и не хотела вникать. Она понимала: ему тоже не оставили выбора, хоть он и старался. Но сейчас безоговорочно оправдать его у Авроры не получалось.
— Ты мне очень нужна, душа моя. Очень. Особенно сейчас. Клянусь, я сделаю что угодно, всё, что они хотят, но тебя вытащу из этого ада. Любой ценой.
Аврора тяжело вздохнула.
—
— Нет. Это то, что меня вынуждали сделать, но я отказался. И зря.
— Зря?!
— Конечно. Если б я всё взял в свои руки, по тебе не прошлись бы катком. Я бы не позволил. Так, пару заказных статеек тиснули бы. Привлекли внимание. Сделали упор на Минздрав. Но, — он вздохнул, — я заартачился, возмутился, отказался. И вышло только хуже. Они всё заказали сами. И не пощадили ни тебя, ни меня.
— Чтобы проучить тебя, заказали волну говна, что с головой накрыла меня?
— Потому что только ради тебя я бы пошёл на всё и на всё согласился. Не ради клиники. Не ради себя. Ты — моё слабое место, и они это знают.
— Ну спасибо, что хотя бы объяснил, — вздохнула Аврора. — Пусть не всё, но кое-что я теперь действительно понимаю.
То, о чём сказал ей Демьян: что она козёл отпущения. Теперь Аврора понимала почему.
— Тебя оправдают, Аврош. Оправдают, — обнял её Романовский. — Мы что-нибудь придумаем. Обязательно. Если надо, подделаем документы. Отчёт о вскрытии. Обвиним хирурга. В конце концов, это он принял решение резать.
— Господи, нет, — оттолкнула его Аврора. — Слышишь? Мы никого не будем обвинять, и ничего не будем подделывать. Кто бы ни решил обернуть ситуацию в свою пользу, это была моя ошибка. Моя. И мне за неё отвечать. Да и нет больше никаких «мы». Я сама за себя.
Она схватила куртку, сумку, на ходу сунула ноги в кроссовки и выскочила на улицу.
— Аврора! — выбежал за ней Романовский. — Ну куда ты? Аврора!
Она резко развернулась.
— Не подходи ко мне.
— Хорошо. Хорошо! — взмахнул Романовский руками. — Езжай куда хочешь. Делай что хочешь. Напейся. Поплачь. Поговори с подругой. Только не бросай меня. Пожалуйста!
— Это почему же? Прессе надо видеть нас вместе? — усмехнулась она. — Будем изображать счастливую семью? Как несчастье нас сплотило?
— Ты нужна мне, господи, Аврора! Нужна. Я люблю тебя. Я не могу без тебя. Ты самое важное, что есть в моей жизни. Я готов на всё ради тебя.
— Правда? Валер, ты вообще меня слышал? Я тебе изменила. Читай по губам. Я трахалась с другим мужиком. Ты готов мне это простить?
Романовский замер, словно смысл сказанного дошёл до него только что.
«Ну как тебе? — смотрела Аврора в его бледнеющее лицо. — Неприятно? Теперь живи с этим».
Она достала телефон, открыла сервис заказа такси.
«Машина 1 минута» — сообщила программа.
Прекрасно! Аврора нажала «заказать» и посмотрела
Он так и стоял. Качал головой, словно не верил.
И не хотел, не мог осознать. Проглотить. Переварить.
Аврора уже села в такси, а её муж так не двинулся с места.
«Да, это больно, Валер. Это как жить с ножом в груди. Но не я это начала».
Глава 42
— Самойлова, ты чокнулась, что ли? — вышла из дома Ирка.
Небольшой дом с пятнами облупившейся штукатурки на фасаде остался Иркиной маме от бабушки. Ещё когда Ирка с Авророй учились в школе, а её мама хорошо зарабатывала, она пристроила к дому мансардный этаж, тёплый гараж, провела воду, поставила вместо печки котёл отопления.
Коттеджем от всех улучшений бабушкин теремок, конечно, не стал, так и выглядел обычным частным домом, не особняком. Котёл приходилось топить, дрова-уголь покупать, да и обветшал он сильно с той поры, как с работой у Иркиной мамы разладилось, а потом она и вовсе уволилась, чтобы помогать с внуком. Но когда «удобства» в доме есть (душ, горячая вода, ванна), всегда лучше, чем когда их нет.
Ярким жёлтым пятном у ворот отцветала форзиция. Пахло зелёным луком — тонкие перья дикого лучка, что пробились у забора, кто-то примял. Громко лаяла собака.
Ирка погладила кота, развалившегося на поленнице дров на солнце, и пошла к Авроре доставать из такси груз, что та привезла.
Водитель испуганно сторонился рвущегося с цепи пса, помогая Авроре с самой тяжёлой коробкой. Ирка составляла коробки поменьше под навесом у входной двери.
— Андрей, иди смотри, что тебе тётя Аврора купила, — крикнула она.
— Мне? — выскочил из дома мальчишка, кутаясь в большую бабушкину кофту, в тапочках на босу ногу. Худющий, всклокоченный, бледный. Надрывно закашлял.
Ирка сокрушённо покачала головой.
— Да, заткнись ты уже, — рявкнула на собаку, пошла закрывать за уехавшим такси ворота.
— Тагир, фу! — крикнул вслед за ней на пса Андрей, притопнул.
Пёс замолчал, развалился у завалинки и сладко зевнул с чувством исполненного долга.
— Ты чего ж голышом, — всплеснула испачканными в земле руками бабушка. Иркина мама пришла на лай лохматого сторожа с огорода. — Андрей, ну-ка оденься. Давно температура спала?
— Здрасьте, тёть Вер, — обняла женщину Аврора. Резко пахнуло помидорной рассадой.
— Здравствуй, здравствуй, милая, — обняла её женщина. Повернулась к коробкам с пианино. — Это что ж мы с этим всем будем делать?
— Как что! Растить гениального композитора, — подмигнула Андрею Аврора. — На тебе наушники, — протянула самую маленькую коробку. — Беги в дом. А это мы сейчас с твоей матерью занесём.
— Сколько блин в этой бандурине кэгэ? — выдохнула Ирка.
Они составили коробки в зале, само электрическое пианино занесли последним.