Красиво разводятся только мосты
Шрифт:
Одной рукой Демьян держал зажигалку, другой — телефон.
Экран тоже загорался и тух.
Демьян касался его пальцем. Тот недолго мерцал голубым в темноте кабинета и гас.
У Демьяна была тысяча поводов позвонить или хотя бы написать Авроре.
Но ни один из них не казался ему убедительным.
Например, вопреки здравому смыслу, Демьян нашёл Ариадну Иванову и даже с ней поговорил.
Автор злой разгромной статьи о врачах, что назвала Аврору «врач-убийца» и пожелала «сидеть в тюрьме» рассказала Демьяну немного и вела себя ожидаемо
В том, что «адвокат дьявола» Михаил Николаевич Красин добьётся от авторки большего, чем Демьян, он и не сомневался. Чего хотел, Демьян получил. Глазки тёткины бегали, статейки она клепала явно заказные, а на Святую Аврору имела зуб, так как та оказалась делать из Кустодиевской барышни стройную лань и брать её кровные.
Что своей принципиальностью Аврора, может, спасла ей жизнь, тётка не оценила.
— Благодарю, приму к сведению, — сухо, а точнее, нейтрально ответил ему адвокат.
Ничем из того, что сам узнал за это время, Красин, конечно, с Демьяном не поделился, хотя Демьян втайне надеялся, но он всё равно остался доволен.
Что ещё он мог сделать для Авроры? Всё что угодно, но вряд ли она ему позволит.
Он страдал, он скучал, он изводил себя мыслями, что поступил с ней подло и мучился раздвоением личности. Одна цинично бубнила: «Забудешь, отболит, это ненадолго», другая вопила: «Эту не забудешь. Один раз ты уже пытался и не смог».
Демьян убрал зажигалку в карман и снова коснулся пальцем экрана.
«Пирожочек… был(а) сегодня в 21:51»
Часы показывали 21:52. Она только что кому-то писала, или звонила, или…
«Скучаю» — набрал Демьян.
Стёр.
«Очень скучаю»
Снова стёр.
«Бл@ не могу без тебя. Обнять хочу»
Телефон взорвался звонком. Демьян дёрнулся и чуть не выронил его из рук.
— Котов, ты на время смотришь? — выдохнул он в трубку.
— Ещё скажи, что ты спал.
— Конечно, не спал — усмехнулся Демьян. — Ну, говори.
— Дёмыч, выпить хочешь?
— Ну как тебе сказать, — хмыкнул Демьян.
— Даже не намекай на свой лимонад, я тебе о серьёзных вливаниях говорю, сорокоградусных.
— А что, есть повод?
— Да, блин, Дём, есть. Я тут… — Поэт вздохнул, — …жене изменил.
— Вот те на, — присвистнул Демьян.
— Вот те и на. Сижу в Угрюмочной на Рубинштейна, сосу Биполярочку, выбираю прыгнуть с моста или выпить яду и очень нуждаюсь в срочной дружеской поддержке. Приезжай, а? Я тебе даже такси закажу, — совсем уж печально простонал Поэт.
— Да справлюсь я с такси. Ладно,
Он отключился. Сел, держа в руках телефон. И замер.
Твою мать!
Его сообщение ушло. И Аврора его даже прочитала.
Глава 49
Телефон пропиликал полученным сообщением.
Аврора машинально ткнула мокрым пальцем в экран, чтобы не напоминал каждую минуту, что у неё есть непрочитанное и оторвала ещё пук бумажных полотенец.
Хорошо, что телефон лежал на диване. Сидя на корточках в гостиной, она устраняла аварию.
Чашка с чаем соскользнула с поворотного столика и разбилась. Аврора собирала осколки, вытирала слёзы, лужу и даже не знала, что ей жальче: изящную кружку (не хотелось наносить урон хозяйке квартиры), «хризантему», подаренную Иркой и заваренную всего один раз, или себя.
Эта чёртова кружка стала последней каплей.
Когда в тоске, в одиночестве, в чужой съёмной квартире ждёшь приговора суда даже такая мелочь, как разбитая кружка может стать последней потерей, которую в состоянии вынести.
Осколок больно воткнулся в палец. Аврора его выдернула, надавила — по пальцу потекла струйка крови, — и заплакала навзрыд. У неё больше не осталось сил держаться, уговаривать себя, что нельзя сдаваться, вести себя разумно, ответственно, стойко, сдержанно, рационально.
Всё. Всему есть предел. И её мужеству тоже…
— Да что ты вообще знаешь об этой жизни? — орала на неё Ирка в их последнюю встречу.
Стоя под дождём у дома Воскресенского, она размахнулась бутылкой шампанского и швырнула в глухой кирпичный забор.
— Строишь из себя святую, непогрешимую, идеальную. И на всё то у неё есть ответы, и всё-то она знает: и как надо, и как не надо, а по сути, просто трусиха. Это ты трусиха, Самойлова, не я. Жалкая слабая трусиха, которой страшно смотреть правде в глаза.
Упавшие в зачатки весенней травы осколки нарядной бутылки. Сладкая клякса шампанского на кирпичах. Проливной дождь.
Аврора и не подумала, как это прозвучит, когда очередной раз отказалась со словами «Это вредно для ребёнка. Никогда не знаешь в какие отклонения может вылиться алкоголь», а Ирка приняла на свой счёт.
— Считаешь это потому, что я бухала, Андрей у меня такой? Считаешь, это я во всём виновата?
— Ир, я вовсе не тебя имела в виду, — пыталась успокоить её Аврора.
— Ну ты же меня отговаривала, но я тебя не слушала: шампанское с горла, в короткой юбке, к незнакомому мужику в машину. А тебя нельзя не слушать, ты же всегда всё правильно говоришь. И вот она я. Изнасилованная, с больным ребёнком, нищая, с жалкими корочками курсов вместо высшего образования, озлобленная, обиженная на всех и вся, живу в Хабаровске. И ты: врач, хирург, петербурженка, белая кость, голубая кровь, жена состоятельного человека, который с тебя пылинки сдувает. Задрала нос: не вернусь, не прощу. Да кто ты без него? Что ты?