Красная Борода

Ямамото Сюгоро

У каждой из двух влюбленных в него женщин были свои преимущества. Ёнэмура хорошо это усвоил и умело дей­ствовал на два фронта. Однако после скандала О-Томи покинула эти места, и фанфары победы протрубили в честь Мисао, монопольно завладевшей Ёнэмурой.

Надо сказать, что отцы пятерых детей Мисао время от времени требовали к себе внимания.

— Послушай, как там мой сын Таро? Говорят, у тебя завелся молоденький. Должно быть, поэтому ты так похо­рошела.

— Как поживает Ханако? Почему совсем глаз не кажешь? Будет тебе за молодыми ухлестывать. Загляни как-нибудь, вспомним

старое.

— Не будь такой неприступной, Мисао, — уговаривал ее отец Сиро. — Поглядеть на тебя — ты женщина в самом соку, и, сдается мне, одного молодого тебе не хватает. Будет время — заходи, повеселимся.

Отец Дзиро считал, что действия намного эффективней слов. Поэтому, повстречавшись с Мисао где-нибудь в без­людном месте, он молча тащил ее в кусты.

Все это происходило на глазах у соседей. Мисао ни­сколько не стеснялась и не сердилась на прежних ухажеров. Она даже бравировала этим, стараясь возбудить зависть у женщин.

Соседи посмеивались над Рё-сан, а иногда и намекали ему на неприличное поведение его жены. Но Рё-сан лишь скромно опускал свои маленькие круглые глазки и добро­душно улыбался.

— Со дня сотворения Японии не было у нас такого наив­ного добряка, — говорили между собой мужчины.

И все же иногда Рё-сан ревниво разглядывал лица детей. Сидя вместе с ними за обеденным столом, он неожиданно ставил на стол чашку и начинал переводить удивленный взгляд с Таро на Дзиро, затем на Ханако, Сиро и Умэко.

— В чем дело, отец? — спрашивал кто-нибудь из де­тей. — Что-нибудь случилось?

Но Рё-сан тихо качал головой и, ласково улыбаясь, отве­чал:

— Нет-нет, все в порядке. Просто гляжу на вас и думаю: как, однако, вы выросли за последнее время!

Однажды вечером Дзиро вернулся домой в слезах. Такое случалось с этим забиякой и раньше, поэтому сначала никто не обратил на него внимания.

Рё-сан делал очередную щетку, а Таро покрывал лаком дощечку. Ханако первая заметила, что Дзиро ведет себя необычно.

— Что с тобой, Дзиро? — спросила она. — Перестань плакать. Видишь, Умэко тоже вот-вот расплачется.

— Отец, — прошептал Дзиро, размазывая грязными руками слезы по лицу, — это правда, что все мы не твои дети?

Таро, Ханако и Сиро, затаив дыхание, смотрели на Рё-сан. В их глазах светилась надежда именно сейчас узнать то, о чем каждый из них уже подумывал.

Рё-сан отложил в сторону работу и медленно обвел взглядом всех пятерых. Его лицо, как обычно, освещала улыбка, и лишь маленькие круглые глазки слегка сузились.

— Вы — мои дети, — произнес Рё-сан, помолчав. — Поэтому я люблю и берегу вас. Если же вы не любите меня, не считаете своим отцом, Значит, я для вас и в самом деле не отец. Не так ли, Дзиро?

Дзиро вытер тыльной стороной руки глаза и жалобно прошептал:

— Но все говорят, давно говорят, что мы не твои дети.

— Люди разное говорят. О вашем отце, к примеру, они болтают, что он, мол, безвольный человек, тюфяк. — Рё-сан хрипло рассмеялся. — Но это неправда. Ваш отец — человек сильный и никому не уступит в драке. В детстве я был забиякой похлеще Дзиро — никому не давал спуску.

Рё-сан закатал рукав рубашки на левой руке и показал

детям длинный коричневый шрам.

— Это след от ножевой раны — однокашник пырнул. Я в ту пору в шестом классе учился. — И Рё-сан стал подробно рассказывать, как он посрамил самого главного хулигана в классе, от которого даже учителя страдали.

Дети слушали, замирая от страха. И только Таро стыд­ливо потупился. По-видимому, ему одному была известна подлинная история со шрамом.

— Вот каков ваш отец! — заключил свой рассказ Рё-сан. — Если понадобится, я и с тремя и с пятью справлюсь. Слабого я не задену, а уж сильному не спущу. А что до рабо­ты, то, если нужда будет, могу за день и двести и триста щеток сделать. Скупщикам невдомек, сколько я могу нара­ботать, вот они и болтают, будто я лентяй. Понял, Дзи­ро? — Рё-сан добродушно улыбнулся. — Так как же, дети? Кому вы больше верите: своему отцу или всяким там скуп­щикам и незнакомым людям?

— Тебе, отец, — в один голос заверили его дети. И лишь самая маленькая, Умэко, не поняв, о чем речь, оглядела всех и указала пальчиком на Ханако:

— А я — своей старшей сестричке. Все от души рассмеялись.

Тяжкое дело — травиться!

После ужина я сидел в оди­ночестве, читал книгу и время от времени потягивал сакэ, закусывая пойманными накануне бычками. Неожиданно раздвинулись сёдзи, и появилась Эйко из заведения «Киёкава».

— Сэнсэй, я заметила вашу тень на сёдзи, вот и решила заглянуть. Похоже, дела у вас идут неплохо. Угостите? — сказала она, указывая на двухлитровую бутыль сакэ, кото­рую я не успел спрятать.

Сакэ мне принес Такасина. Сам он не пьет, а от кого-то получил в подарок три бутыли — две оставил для гостей, которые частенько собирались у него дома поболтать у оча­га, а одну отдал мне. В ту пору я только еще начинал пони­мать вкус сакэ и больше двух го [84] зараз не выпивал. Да и с деньгами было туговато, поэтому, когда хотелось выпить, я покупал обычно одно го. Можно себе представить, как я был счастлив, став обладателем такого богатства. И тут, как назло, заявилась Эйко. Служила она в небольшой хар­чевне, где смазливые и разбитные служанки оказывали осо­бые услуги посетителям. Одной из таких девиц была Эйко.

84

Го — мера емкости, равная 0,18 л. 

Не переставая болтать, Эйко вошла в дом, преспокойно открыла дешевый шкафчик для чайной посуды и в мгнове­ние ока накрыла на стол.

Я понял, что придется смириться с ее присутствием, и повернулся к расставленному складному столику, за кото­рым уже по-хозяйски расположилась Эйко. Торопливо объ­яснив, что холодное сакэ действует сильнее, хотя и не сразу, Эйко прямо из бутылки налила себе полную чайную чашку. Я смекнул, что надо срочно спасать хотя бы свою буты­лочку с подогретым сакэ, и демонстративно поставил ее прямо перед собой.