Красная дорама 2

Кащеев Денис Георгиевич

А вот соседние Управления концерна прокурорская чистка затронула куда сильнее. Особенно, «Восьмерку», где «забрали» чуть ли не половину штата опытного цеха. Кстати, его начальник, товарищ Панг, как и предполагали мы с Чан Ми, прямо к преступлению оказался не причастен — из-за чего инженеру Чэ тогда и пришлось лезть к технологической линии в неурочное время — и поднялся шум. Тем не менее, прокуратура вышла с представлением о неполном этого самого товарища Панга служебном соответствии, так что не за горами, как понимаю, было его увольнение либо, как минимум, перевод на нижестоящую должность.

Организатором

же всей аферы действительно оказался Сим Бон Хва из «Девятки» — бывший непосредственный начальник Чэ в Седьмом Управлении. Замешан «по самое не балуйся» оказался и мой старый знакомый Хонг из Восьмого — правда, не в самом хищении, в детали которого его якобы не посвящали. Он отвечал за сбыт украденного за границу. Что любопытно, канал у него был налажен через сельхозкооператив «Унсон-Ри» — оттуда в Китай поставлялись яблоки, и злато-серебро уезжало из страны в фурах со спелыми фруктами.

Ключевой фигурой в этой схеме был приятель Хонга, зять председателя колхоза товарища Хура. Роль самого руководителя «Унсон-Ри» следствием пока изучалась.

Ну а нападение на нас с Ким устроили Сим и Цой (видимо, по опыту колхоза, первый рассудил: хочешь сделать хорошо — сделай сам) — хозяина значка я определил абсолютно верно. Впрочем, там и без этого хватало доказательств — сбежав, негодяи даже трос с места аварии не забрали. А ведь планировали — но я своим броском их спугнул.

Возвращаясь к Чэ: по понятным причинам, мотивы его поступков могли теперь быть установлены лишь предположительно. Следствие придерживалось версии, схожей с той, что была у нас с Ким: после внезапного увольнения Цоя инженер запаниковал, попытался поскорее замести следы в цеху, а когда не вышло — сработала сигнализация — надумал явиться с повинной. Этот гений вообще был слегка не от мира сего — возможно, до конца не понимал всей серьезности преступления, в котором участвовал. В первую очередь его занимал технический аспект аферы.

Собственно, и выручкой от добычи сообщники делились с ним лишь постольку поскольку — на шикарную, по местным меркам, обстановку квартиры хватило, но не более того.

Устранил инженера лично Сим, который, оказывается, проживал с Чэ в одном подъезде. Сам я, к слову, этот момент бездарно упустил — проверить, кто там числится в соседях у жертвы мне как-то не пришло в голову. Впрочем, ни по этому поводу, ни за то, что вовремя не побеседовал с переполошившимся инженером, никто мне никаких претензий не высказал.

От этого, правда, было не легче: ладно еще с этим их подъездом, но переговори я в среду с Чэ — возможно, уже в тот же вечер сумел бы связаться с майором Мином (из Пхеньяна тот уехал только наутро в четверг). Тогда у преступников не осталось бы времени на ответный удар — и Чан Ми была бы сейчас цела…

Тосковал я по ней отчаянно. И вовсе не только по нашим пылким встречам на разрыв футона — хотя, казалось бы, ничего другого между нами особо и не было… Но как стало теперь ясно: было, и немало — просто, пока не потерял, я этого совершенно не замечал.

Ким так и оставалась в коме. В госпитале у подруги я теперь бывал каждый вечер — спасибо Джу, обеспечила мне туда многоразовый пропуск. Сперва, правда, удивилась: какой,

мол, смысл в этих моих визитах? А потом как-то обмолвилась:

— Не пойми превратно, у меня жених и все такое, но ты не представляешь, Чон, как я вам завидую! И ей — и тебе!

— В смысле? — растерялся я.

Вот уж было бы чему завидовать! В обоих случаях!

— Ей — что есть кто-то, помимо близких родственников, кому она нужна такая. Не потом, когда поправится — а сейчас, — пояснила моя собеседница.

Ну, допустим…

— А мне-то с чего? — все еще недоумевал я.

— А тебе — по той же самой причине. Что есть кто-то, кто настолько тебе нужен. Я вот по жизни лишена и первого, и второго…

— Все, бывает, меняется, — аккуратно заметил ей на это я. — От себя я тоже такого, честно говоря, не ждал…

— Боюсь, уже не мой случай, — вздохнула Мун Хи.

Я был немного не в том настроении, чтобы продолжить ее разубеждать, и на этом наш разговор оборвался.

* * *

Вот от чего в начале недели я не отлынивал, так это от занятий с Хи Рен. Ее травля в школе сошла на нет — хотя бывшая королева класса будто бы еще пыталась вяло трепыхаться, но игра там уже точно шла не «в одни ворота». Главное, что моя ученица теперь была не одна — как я понял, вокруг нее понемногу формировалось нечто наподобие альтернативного центра силы, задирать который — себе дороже.

Но травля травлей, а отставание в учебе демонстрацией боевой медали, понятно, не закрылось. Так-то контроль за успеваемостью тонсен по большинству школьных предметов Джу снова взяла на себя — да и выбравшаяся из-под прессинга остракизма девочка и сама, кажется, начала неплохо справляться — но вот английский Хи Рен по-прежнему оставался сферой моей ответственности. Я, впрочем, против этого ничуть и не возражал — и каждый день приезжал к девочке на очередной урок.

Кстати, насчет «приезжал». С места аварии мой байк увезла полиция — на какую-то свою стоянку. Когда к делу подключилась военная прокуратура, они забрали себе и мотоцикл. Мун Хи говорила, что мне его вот-вот вернут, но там предстояло бы еще разобраться, в каком Кавасаки состоянии после аварии, да и с больным плечом за руль я бы пока все равно не сел.

Но оказалось, что при моей нынешней должности — заместителя начальника Управления, пусть и всего лишь с приставочкой «и. о.» — в Пэктусан полагается персональная машина с водителем. И мне ее выделили — «глазастый» темно-зеленый мерседес модели рубежа веков. На нем я теперь по городу и ездил — и к Хи Рен, и к Чан Ми, и, вот, собственно, на работу.

Ну и последнее, о чем стоит упомянуть в этом беглом обзоре проведенных мной на больничном дней — наши регулярные «встречи» с Катей Кан. К четвергу таковых у нас состоялось уже три — ночь со вторника на среду мы пропустили из-за занятости ученицы мудан.

Увы, хоть сколько-нибудь существенными результатами похвастаться мне тут пока было нельзя. Катя и так пробовала, и этак, и соджу с вечера меня однажды заставила упиться, и поголодать в течение дня просила — с мертвой точки так ничего и не сдвинулось.