Красная гора

Уокер Бо

– Меня отдали на усыновление, и я много переезжал, так что я бы не назвал это своим домом, – сказал Брукс, выжимая дольку лимона в воду.

– Хорошо, тогда перенесите меня из детства в Южной Калифорнии к виноградникам Красной Горы. Как это произошло?

Брукс улыбнулся сложности вопроса, уставившись на записывающее устройство Ари и отмечая беспокойство, которое появилось с необходимостью рассказать о себе.

– Человек из Красной горы спас мне жизнь. Я остался без денег, едва держался, и Отис Тилл из виноградника там, ниже по горе, – указал Брукс, – вошел в мою жизнь и дал мне второй шанс. Итак, вы спрашиваете, как я здесь оказался? Благодаря этому человеку и только ему. Он заменил мне отца, у меня нет никого ближе. – Бейкер потер виски. – И знаете,

я этому рад. Он самый великий человек из всех, что я встречал. Лучший винодел в стране. Если вообще можно его так называть. Он больше философ, чем винодел.

– Я слышал о нем, его имя мелькает тут и там в последнее время.

– Да, именно о нем и следует писать.

Ари помахал рукой.

– Я, конечно, найду его… но давайте вернемся к вам. Вы сказали, что держались на волоске. Что привело к переломному моменту? Вас когда-нибудь усыновляли?

– Да. Я жил в детском приюте, пока, наконец, молодая пара не решила забрать меня к себе. Мне было семь или восемь лет, что-то около того, и я был совершенно не приспособлен к нормальной семейной жизни. Они вернули меня через два месяца. Я оказался не совсем тем, на что они рассчитывали. Впрочем, я их не виню. Я был совершенно измучен и обожжен жизнью. Не доверял ни единой живой душе. Когда я вернулся в приют, началась беготня. Довольно мерзкие перебежки. Из города в город, из семьи в семью, от одних тиранов к другим, из одной запутанной ситуации в еще более сложную. Как только у меня хватило здравого смысла, я ушел из приюта. Однажды ночью сбежал и не вернулся. Наконец-то избавился от всего этого безумия. Мне в ту пору было четырнадцать.

Брукс вспомнил, как прокрался вниз по скрипучей лестнице с сумкой, набитой своими вещами, выскользнул за дверь и помчался как угорелый, словно кому-то было не все равно, что он сбежит. Он помнил, как чувствовал свободу и страх… свободу и страх.

– И оттуда?.. – уточнил Ари.

– Лос-Анджелес, Сан-Франциско; я продолжал бежать на север. Пять лет спустя уже был в Портленде, потом в Сиэтле. Путешествовал автостопом, запрыгивал в поезда до Нового Орлеана и Майами.

– Как вы выживали? Чем зарабатывали на хлеб?

– Любым возможным способом. Попрошайничество, воровство, ложь, распространение наркотиков. Несколько честных подработок тут и там. Мыл посуду, строил дома, был барменом. Но большую часть этого я бы предпочел не обсуждать. Это то, чем я не горжусь. Я потратил впустую почти двадцать лет, скажем так. Измученный беглец без пристанища. Преступления становились все тяжелее и тяжелее, и я все больше и больше запутывался. – Брукс сделал глоток воды и вытер пот со лба. – Это забавно. Я никогда не говорил об этом раньше. Джейк и Отис – единственные, кто знает мою историю. Не так уж много. Но я просто не люблю рассказывать об этом.

– Пора поделиться этим. Оно того стоит.

– Я не хочу, чтобы дети читали обо мне в Rolling Stone и думали, что скатываться по наклонной – хорошо.

– Думаю, они прочтут ее и вдохновятся. Ненавижу произносить банальности, но это же настоящая гребаная американская мечта. Второй шанс, взросление. Так как же в этом замешан Отис?

– Десять лет назад я жил в картонной коробке в Нью-Йорке. Ожидая смерти и желая сдохнуть поскорее, поскольку существовал за счет того, что люди кладут в мою чашку, и знаете… угасая. Честно говоря, сходил с ума. Было примерно это же время года. Помню, как падали листья в Центральном парке. Я сидел на скамейке, посасывая сигаретный окурок, подобранный на земле, и жалел себя. Помню, что был чертовски зол. Мои ляжки были такой же толщины, как сейчас руки. – Брукс скрестил ноги и глубоко вздохнул, прежде чем продолжить: – Отис появился из ниоткуда и сел на скамейку рядом со мной. Попытался завязать разговор. Поначалу я его игнорировал, но он смог найти слова, которые заставили меня прислушаться. Он сказал мне, что хочет помочь, вот так запросто. Позже я понял, что был примерно того же возраста, что его умерший сын, именно это и привлекло его ко мне. Отис сказал, что знает, что такое безысходность.

Рассказал мне кое-что о своей жизни, и оказалось, что моя в сравнении – замечательная. Это было больше, чем просто человек, говорящий со мной; казалось, что происходит что-то грандиозное, словно он был кем-то или чем-то потусторонним, призванным изменить мою судьбу. Даже не знаю, как это описать.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – проговорил Ари.

– Тот момент – он казался значимым, важным. Будто мне нужно обратить на это внимание. Отис оставил мне свою визитку. Сказал, что мне нужно завязать и позвонить ему. Сказал, что отвезет меня в место, о котором я никогда не слышал, называемое Красной Горой, в пустыне на востоке штата Вашингтон. Он сказал, что даст мне жилье и работу. Второй шанс, как вы верно подметили. Потом ушел. Я позвонил ему через месяц, одолжив у кого-то мобильник. Вскоре я учился у него на Красной горе, как делать вино. Он занимался со мной восемь лет. То, кем я стал, все, что умею, то, как определяю вино, аспекты терруара [34] и прочее – всем этим я обязан Отису.

34

Совокупность почвенно-климатических факторов и особенных характеристик местности (рельеф, роза ветров, наличие водоемов, лесных массивов, инсоляция, окружающий животный и растительный мир), определяющая сортовые характеристики вина.

Ари продолжал расспросы еще два часа, пока Эбби не спасла Брукса. Ему никогда не хотелось расписывать свою жизнь в мельчайших подробностях, как он сделал это сейчас. Но он понимал, что должен открыться. Он был обязан Джейку, винодельне, Отису и Красной горе. Пресса была хорошей штукой, и история, вероятно, стоила того, чтобы ею поделиться. Люди любят читать про возвращение блудных сыновей.

– Вот и ты, – сказал Брукс Эбби, шляпа водителя грузовика скрывала ее волосы почти полностью.

– Привет, джентльмены. Не хотелось вас прерывать.

Ари скрестил руки на груди.

– Думаю, я так или иначе выжал из него все, что мог.

– Он выглядит так, будто вы его били.

– Всю кровь выпил, – признался Брукс.

– Я принесла тебе обед, – сказала Эбби.

– Это очень мило с твоей стороны. – Он был очень рад ее видеть по многим причинам. Брукс посмотрел на Ари. – Мы уже можем завершить?

– Думаю, у меня уже достаточно материала. Я скажу вам точнее, прежде чем мы отправим их в печать. Возможно, мне понадобятся кое-какие дополнительные сведения, которые мы можем обсудить по телефону.

Эбби и Брукс попрощались с Ари и сели за тот же стол, чтобы насладиться обедом. Женщина достала термос и вылила содержимое в тарелки.

– Суп карри из тыкв, которые я собрала сегодня утром. Надеюсь, тебе понравится.

– Только тыква. Карри ведь не из сада? Вы там обленились совсем.

– Мне ужасно жаль вас разочаровывать, но я действительно купила карри в магазине.

– Ну, так и быть…

– Посмотрите, кто сегодня юморит! Ну разве ты не прелесть?

Они улыбнулись друг другу. Это был очень приятный момент, между ними возникла настоящая связь.

Эбби развернула фольгу со стопкой домашних лепешек роти [35] .

– Они потребуют хорошего вина. – С этими словами Брукс ушел в дегустационный зал и, вернувшись, наполнил бокалы. – Наш новый продукт, разлитый по бутылкам на прошлой неделе. «Шенен Блан» из Красной горы, местное брожение, никакого остаточного сахара, нейтральная бочка. Меня это прям будоражит! Отличные плоды с самых низких участков.

Эбби сделала глоток.

– Мне стыдно признаться, однако я не поняла и половины того, что ты сказал, но напиток восхитительный.

35

Блюдо индийской кухни, тонкая пресная лепешка с легкой текстурой, изготовленная из пшеничной муки.