Красная лилия
Шрифт:
Медленно, ведомый ее вздохами, он ласкал и целовал Хейли, чувствовал нарастающую дрожь изящного, белеющего в тусклом свете тела.
Харпер благоговейно поцеловал ее живот, на мгновение прижался к нему щекой, изумленный таившимся там чудом. Хейли провела рукой по его волосам, погладила.
—Его вторым именем будет Харпер, — прошептала она. — Мальчик будет или девочка, мы выберем первое имя, но важно передать имя Харперов.
Он повернул голову, еще раз поцеловал их будущего ребенка.
—Что скажешь о Клетис? [24]
Ее рука замерла, и он с трудом сдержал улыбку.
—Это шутка? Скажи, что ты шутишь.
—Маленький Клетис. Или Гермиона, если родится девочка. В наши дни нечасто встретишь Гермиону.
Харпер целовал ее надувшиеся губы, пока Хейли не заулыбалась.
—Ты пожалеешь, если я влюблюсь в одно из этих имен и заставлю тебя так назвать бедняжку. Вряд ли тебе будет так же весело.
—Может, Клем? — Харпер поцеловал уголки ее губ. — Или Гертруда?
24
Имя, под которым прятался сбежавший из тюрьмы заключенный в фильме «Тот, которого заказали», не зная, что оно принадлежит умершему мафиози.
Она ткнула его пальцами под ребра.
—Похоже, мне придется самой заполнить свидетельство о рождении. Тем более что, как мне кажется, мы остановимся на названиях цветов. Мой личный выбор — Бегония.
—А если будет девочка?
Хейли схватила его за уши, дернула и, не выдержав, расхохоталась.
И еще смеялась, когда он овладел ею.
Довольная, теплая, она прижалась к Харперу, задремывая под колыбельную дождевых капель, представляя, как идет к нему в длинном белом платье, мерцающем в солнечных лучах, держа на согнутой руке — как ребенка — алые лилии. Он ждет ее, ждет, чтобы взять за руку и дать ей свои обещания. Дать клятву в верности, пока смерть не разлучит их.
Нет. Она вздрогнула. Никаких упоминаний о смерти в день их свадьбы. Никаких обещаний, связанных со смертью.
Смерть — мрак, поглощающий солнце.
Пустые слова. Пустые обещания, которые никто не собирается выполнять.
Тучи закрыли солнце, и разразился ливень. Ее платье намокло, потемнело. Резко похолодало, но в ее теле разгорался огонь. Огонь ненависти, огонь ярости.
Как странно, как удивительно, что только сейчас в этой злобе и ненависти она чувствует себя живой.
Дом темен, как могила. Все в нем мертвы. Только ее ребенок жив и будет жив всегда. Вечно. Она и ее сын будут жить вечно, они будут вместе, а остальные сгниют в земле.
Вот ее месть. И ее единственная цель.
Она дала жизнь. Она вырастила эту жизнь в своем теле, вытолкнула ее в мир в боли, граничащей с безумием. Никто этого у нее не украдет. Она это сохранит.
Она будет жить в этом доме со своим сыном. Она будет истинной хозяйкой Харпер-хауса.
После этой ночи она и Джеймс никогда больше не расстанутся.
Она брела под дождем. Подол промокшей насквозь ночной рубашки волочился по земле.
Весной
Скоро, уже очень скоро наступит для них бесконечная весна.
Она шла сквозь дождь, сквозь клубящийся туман. Время от времени ей слышались какие-то звуки: голоса, смех, рыдания, крики, чудилось какое-то движение, мелькали смутные картинки. Играют дети, старая женщина спит в шезлонге, юноша сажает цветы... Но это не ее мир. В ее мире эти люди — тени.
Она шла босиком по тропинкам, по заснувшим зимним клумбам. В ее глазах сверкало безумие.
Показались расплывчатые контуры конюшни. То, что ей нужно, там, но ей могут помешать. Слуги, грязные мерзкие конюхи.
Она похлопала пальцем по губам, понимая, что нельзя привлекать внимание, но не выдержала и рассмеялась. Может, лучше поджечь конюшню, и пусть огонь озарит ночное небо? О, как завизжат лошади, как забегают мужчины!
Испепеляющий огонь в ледяную ночь.
Она почувствовала, что может разжечь огонь силой мысли, и резко обернулась к Харпер-хаусу. И этот величественный дом она может сжечь. Сжечь дотла. Могущественный Реджинальд Харпер и все, кто предал ее, сгинут в аду, в сотворенном ею аду.
Но не ее дитя. Нет, нет, не ее дитя! Она зажала рот обеими ладонями. Подавила страшную мысль, пока не вспыхнула искра. Ее сын не должен погибнуть.
Он должен прийти к ней. Быть с ней.
Она направилась к каретному сараю. Спутанные волосы падали на лицо, на глаза, но она упорно шла к своей цели.
«Никаких замков...» — подумала она, останавливаясь у широких дверей. Кто бы посмел нарушить покой поместья Харперов?
Она!
Дверь скрипнула, поддаваясь, открылась. Даже в темноте поблескивали экипажи. Хозяин не терпит тусклого уныния. Большие лакированные экипажи всегда готовы куда угодно отвезти Реджинальда Харпера, его омерзительную жену и хныкающих дочерей.
В то время как мать его сына, создавшая жизнь, приехала в украденной колымаге. И за это он заплатит.
Она стояла на пороге, покачиваясь, содрогаясь от ярости, растерянности и всепоглощающей любви, не в силах разобраться в бешеном круговороте мыслей. Она забыла, где она, кто она, почему она здесь. И вдруг намеченная цель прорвалась сквозь туман, окутавший ее разум.
Можно ли зажечь свет? Посмеет ли она? Рискнет ли? Но она должна. В темноте ничего не видно.
Пока не видно.
Она зажгла фонарь дрожащими от холода пальцами. От холода, которого не чувствовала из-за внутреннего жара, и улыбнулась, увидев обрывок веревки.
«Подойдет, — подумала она. — Отлично подойдет».
Не погасив фонарь, оставив дверь нараспашку, она вышла под дождь.
Харпер повернулся, потянулся к Хейли и не нашел ее. В полудреме он вытянул руку дальше, похлопал по пустому матрасу...
—Хейли? — прошептал он, приподнимаясь на локте.
Она могла пойти к Лили, но из прикроватного монитора не доносилось ни звука.