Красная луна
Шрифт:
Понял. Раздружусь с Баскаковым. Но ведь он мне нужен. Это он, между прочим, спас моих ребят. Увез их на нашу базу в Котельнич. Я ему в ножки должен кланяться, что так все вышло.
Себе кланяйся. Я узнала, сколько твоих любимых скинов валяется по больницам. Я собрала статистику у знакомых папарацци. Ни в сказке сказать. Я уже молчу о СИЗО. Ты не думаешь, что с ними будет?
Я думаю, что с нами будет.
Со мной и с тобой?
Она отвернулась от зеркала. Обернулась к нему. Он протянул к ней руки: иди же, иди. Она прыгнула на него, упала — так падает с ветки в лесу рысь
Отец Амвросий посмотрел в окно. Около подъезда, сверкая на солнце чисто вымытыми боками, стоял «мерседес». «Уже, — подумал Амвросий, — не прошло и двух недель. А ведь мы договаривались о приличном сроке. Он же сам сказал мне — поеду расписывать храм в Святую Землю. А вот уж он и прилетел, соколик. Или — придумал себе творческий отпуск?» Амвросий подошел к двери, открыл ее. Дверь для гостя должна быть открыта настежь. Дом с запертой дверью — не дом христианина. Правда, староверы на Енисее запирают дверь, да еще доской припирают, и напиться путнику не дадут, а дадут — выбросят оскверненную посудину.
Он отправился на кухню — ставить чайник, чтоб угостить гостя горячим чаем, — и не услышал, как вошел Сафонов.
Витас вошел осторожно, крадучись, как лесной кот. Русые густые волосы, отросшие до ключиц, падали ему на лоб, на глаза. Он кокетливо отбрасывал их с лица, встряхивал головой. Как ему все здесь знакомо, в этой отнюдь не нищенской келье. Каждый баташовский самовар; каждая икона. У Амвросия в красном углу висел драгоценный киот начала восемнадцатого века, привезенный им из сибирской глубинки, из таежной глухомани, откуда-то с низовий Ангары. Киот почернел от времени, Амвросий не отдавал его чистить реставраторам. Ему нравилось, что из черной, смоляной тьмы выступают, мерцая тусклым золотом, лики и нимбы, что подземным огнем горят изможденные византийские лица, снова пропадая, исчезая во тьме. Он любил молиться перед этим киотом. Называл его — «мое искупление». О, грешен был отец Амвросий, в миру Николай Глазов, многогрешен еси, Господи.
Здорово, отец, — кивнул Витас. — Чай-то есть? Я с дороги.
С дальней? — Амвросий прищурился. Поправил воротник рубахи. — Прямо оттуда, что ли?
Прямо оттуда.
Как работается? Или закончил?
Не закончил. До конца еще палкой не добросить. Вкалываю, Амвросий, вкалываю как бобик. Денежки-то заплачены.
И как оно выходит? — Амвросий достал из инкрустированного старинного флорентийского шкафчика банку с абрикосовым вареньем. Стоял с банкой в руках, щурился, улыбался.
Да вроде ничего. Одолели меня только видения, черт бы драл. В толк не возьму, с чего это. — Он передернулся, вспомнив. Он-то знал, в чем тут был толк. Но ему нужно, нужно было, чтобы Амвросий его утешил. По-своему, по-церковному, как это у них принято. — Такая гадость! Крыша у меня поехала, отец, вот что. Перетрудился малость.
Амвросий принес с кухни чайник. Вынул из холодильника осетрину, баночку икры, миску с салатом. Брякнул об стол банкой кофе.
А мясца у тебя нет? — Витас облизнулся. — Жрать хочу, как голодный волк. Ничего не жрал с самого Иерусалима. Не мог. И самолетную еду тоже не жрал. Стюардесса хорошенькая была — ум-м-м,
Прожорливый ты наш. — Амвросий, улыбаясь, налил в чашки чаю, нарезал тонкими ломтями осетрину. — Ешь, чего дадут. Сейчас Великий пост, дурень, и то я тут с тобой согрешил, вот рыбу лопаю, а ее только в Благовещенье разрешено.
Ты врешь, что лопаешь осетрину только в Благовещенье или только сейчас, за компанию со мной. — Витас наложил на хлеб осетрину, зачерпнул ложкой икру. — Ты лопаешь это все всегда, и не пудри мне мозги твоими постами, пожалуйста.
Амвросий, прихлебнув чай, перекрестился на киот. Потом повернулся к Витасу. Глаза его сделались жестки и остры, как кончики двух ножей.
Приятного аппетита, Вит. Ждешь от меня известий? Люди еще не приехали. Я жду их недели через две. Ты же сам сказал — отсутствую не меньше месяца, потом приезжаю и занимаюсь заказом срочно. Заказец-то не пустяковый. Я так понимаю, ты сейчас этим делом заниматься не будешь? Отдохнешь пару деньков и снова свалишь в Израиль?
Сафонов опять отбросил волосы со лба. Рука с бутербродом дрогнула.
А вот и не догадался. Я как раз хочу сейчас этим подзаняться. Я смотрел там по телику новости. Тут ведь бойня была будь здоров. Скины отличились. Устроили ночь Варфоломея, вроде того. И пол-Тверской разгромили к лешему, машины поразбивали, людей постреляли. Больницы забиты. Среди этих ребят полно беспризорных. Они сбиваются в стаи. Я собираюсь, как ты понимаешь, как раз именно сейчас этим заняться.
Амвросий глядел непонимающе. Положил ладонь поверх чашки с горячим чаем, отдернул руку.
Не понял?
Что тут понимать. Материала полно. Бери не хочу.
До Амвросия дошло. Косая улыбка повела его бородатое худое, как у старовера, лицо вбок. Он положил себе в розетку из банки варенье, и в комнате сладко, приторно запахло абрикосами.
Доехало. Только как же ты будешь действовать, художник молодой?.. Ведь это тебе не комар начихал. Ты никого так просто не завербуешь… и не украдешь. Знакомства нужны. И выписка из больницы, и выход из тюряги — прямо в твои, свет мой, пречистые руки.
Рот Амвросия скривился еще больше. Он заметно развеселился.
Знакомства есть. Вернее, одно знакомство. Такое, что тысячи знакомств стоит.
Кто? — Амвросий подобрался, стал жестким и сухим, как сухие дрова.
Баба одна.
У тебя всегда было сто баб вокруг тебя. И тысяча девок. У царя Соломона было семьсот жен и триста наложниц, и каждую он дарил любовью своею. Я эти басни наизусть знаю, Вит. Кто, я спрашиваю?
Витас, проглотив кусок, потянулся еще за осетриной.
Мощная тетка. Главврач одной из спецпсихушек. Такая баба, что ты бы упал, отец, на месте. И сразу согрешил. Или с ней, или сам с собой, ха-ха. — Он зажевал осетрину просто так, без хлеба. — Знает все ходы-выходы. Практикующий психиатр. У нее пол элитной Москвы лечится. Все мафиози. Она мне поможет. Точно.
Спишь с ней?
Два острых ножа проткнули его насквозь.
И он не смог соврать. Хотя очень хотел.
Нет. Не сплю. Она играет со мной.
Как?
Как кошка с мышью. А я делаю вид, что это я с ней играю.