Красная ночь

Баскова Ольга

Глава 22

Из книги Е. Зориной

За пятьдесят лет до убийства Полковниковой

Вера Семеновна Лещинская сидела у себя в кабинете и с неудовольствием слушала приглашенную родительницу своей ученицы Нади Полину Ивановну Панько.

— Вы с ней справиться не можете, — с пафосом говорила Панько. — И я не могу. А ведь вы приемы какие-то знаете, вас этому в институте учили. Это мы необразованные.

— Вы

ошибаетесь, — пробовала возразить Вера Семеновна. — Никто лучше вас не знает Надю и не поймет.

Женщина устало посмотрела на классную руководительницу дочери:

— Сатана ее поймет, вот что я вам скажу. Думайте про меня что угодно, а я свое решение менять не стану.

— Значит, девочка вернется в детский дом? — с ужасом спросила Лещинская.

— Правильно, — кивнула рассерженная родительница. — Конечно, свою кровиночку я бы до ума довела, а детдомовскую… Кто знает, какая у нее наследственность! — с этими словами женщина тяжело опустилась на стул.

— Так делать нельзя, — горячо заговорила классная руководительница. — Девочка познает вкус предательства близких людей. Как это на ней отразится?

— Вы предлагаете расплатиться за ее воспитание жизнью? — произнесла Панько.

— Неужели все так плохо?

Полина Ивановна вздохнула:

— В Надьку словно бес вселился. Совсем от рук отбилась. Вот вы ругаете меня, что она уроки не делает, а попробуйте сами ее заставить. Да что уроки! К ней на кривой козе не подъедешь! Только матерится и посуду бьет. Нет, завтра же начну узнавать, как вернуть ее обратно.

Вера Семеновна нахмурилась. Как объяснить этой женщине, что ребенок в жизни — все? Впрочем, стоит ли объяснять? Она никогда не теряла детей и не знала боли утраты. Такие не понимают. Бедная Надя Панько, худенькая, бледненькая, жалкая, всегда неряшливо и плохо одетая! Дитя войны, сызмальства потерявшая родителей, со взглядом, как у затравленного зверька, наверняка чувствующая нелюбовь приемной матери и отвечающая ей вызывающим поведением. Нет, ей нельзя возвращаться в детдом. Решение о судьбе девочки родилось внезапно.

— Знаете, — сказала Лещинская Полине Ивановне, — давайте сделаем так. Я скажу девочке, что вы заболели, надолго ложитесь в больницу и ей сейчас нужно пожить у меня. Если по прошествии времени вы не передумаете, я оставлю ее у себя навсегда, оформив необходимые документы таким образом, чтобы это не выглядело отказом.

— Думаете, вас она послушает? — скептически произнесла Панько.

— Мой долг повелевает мне поступить именно так, — ответила учительница. — Я и приемы особенные знаю, — она взглянула на собеседницу и рассмеялась. — Позовите Надю.

Панько вышла из класса и через две минуты вернулась с Надей.

— Иди

сюда, Надюша, — ласково сказала Вера Семеновна, — мне нужно с тобой поговорить, — она привлекла ребенка к себе и погладила темную головку. — Видишь ли, твоя мама серьезно заболела.

— Она не умрет? — с тревогой спросила девочка, глядя поочередно на мать и на классную руководительницу.

— Не умрет, — уверенно сказала Лещинская. — Но лечиться будет долго. Завтра она ложится в больницу.

Ученица беспомощно посмотрела на нее.

— А как же я?

Вера Семеновна улыбнулась:

— Мы посоветовались с твоей мамой и решили: тебе лучше пожить у меня.

Надя не знала, что ответить.

— Я живу одна, и ты скрасишь мое одиночество, — произнесла учительница. — А мама тем временем поправится и опять заберет тебя домой.

— Если так будет лучше…

— Собирай вещи, — классная руководительница легонько подтолкнула ребенка к двери. — После уроков сразу поедем ко мне.

На следующий день Надя Панько с каким-то страхом переступила порог квартиры учительницы.

— Я живу в коммунальной квартире, — объясняла ей Вера Семеновна. — Занимаю здесь две комнаты. Для меня хватило бы и одной.

— А кто живет в третьей?

— В ней обитает одинокий старик, — разгружая сумку, ответила Лещинская. — Иногда он просит помочь ему по хозяйству: сходить в магазин, сготовить. Я не отказываю.

— У него совсем никого нет? — ужаснулась Надя.

— Совсем, — Вера Семеновна открыла дверь одной из комнат. — Это твоя.

— Целая комната! — девочка с восторгом начала прыгать и размахивать руками.

Учительница засмеялась:

— А я боялась, что тебе не понравится. У вас с матерью ведь отдельная квартира.

— Не понравится? Да вы шутите! В таких хоромах? — усмехнулась Надя. — А что касается отдельной квартиры… Мать стелила мне на кухне. Там тесно и жарко.

Сердце Лещинской сжалось.

— Я дарю тебе просторную кровать, — произнесла она. — Да разве только кровать? Пользуйся чем хочешь. Только обещай меня слушаться.

Ученица подошла к классной руководительнице и крепко обняла:

— Обещаю. А это кто?

Она показала на большой портрет девочки лет девяти. На лицо Веры Семеновны набежала тень.

— Это моя дочь Анечка, — ответила Лещинская. — Она погибла при бомбежке во время войны.