Красная рябина
Шрифт:
— Наверное, потому, что человек когда-то летал. То есть не человек, конечно, а предки… вот те, от которых млекопитающие… Птеро… не помню, как называются, ну, в общем, птицы древние.
— Человек от обезьяны, — неуверенно возразил Генка.
— А обезьяны откуда? Сначала рыбы, земноводные, потом птицы, потом уже млекопитающие — обезьяны, люди, собаки…
Оба притихли и некоторое время шли молча.
— Откуда ты знаешь?
— Учили же, — с удивлением покосился Саша.
— А, ну да, конечно же, учили. Только… —
Но может, оттого что он торопил свои мысли, они все разбежались, а в голове неизвестно почему осталось только «В лесу родилась елочка». «Я сейчас скажу, — лихорадочно думал Генка, — я вот сейчас тоже спрошу…» А на языке, хоть тресни, повисла проклятая елочка, и ни туда ни сюда…
Выручила Тоня. Она громко взвизгнула и помчалась вперед, оставляя за собой кружева брызг. За ней засверкала мокрыми ногами Алка. Как тут было удержаться! Генка и Саша побежали тоже.
В нескольких метрах от берега расположилась нефтебаза. Громадные цистерны высились над дощатым забором. На заборе метровыми белыми буквами надписи: «Не курить», «Не купаться».
От берега уходил в море и там неожиданно обрывался мост. Генка сам догадался, что это для кораблей. Ближе к нефтебазе они подойти не могут — мелко.
Мост держался на железных стояках. К стоякам гроздьями прилепились темные ракушки — мидии. Колеблющиеся от воды водоросли то прикрывали, то вновь открывали их.
Саша сложил руки и нырнул с моста в прозрачную воду. Лягушатами попрыгали за ним Тоня и Алла. Генка тоже присел, ахнул и… отступил.
А внизу визжали, барахтались…
— Генка-а, — закричала Тоня, — чего же ты?!
Генка закрыл глаза и прыгнул. Тысячи острых иголок пронзили его. Он вынырнул и замолотил руками. Наверное, у него был очень смешной вид, потому что все захохотали.
— Обжегся? — спросил Саша.
— Угу.
Он подплыл к железному стояку и стал отдирать ракушки. И скоро согрелся. А когда набрали полную сетку-авоську, то уже и не хотелось вылезать из воды.
Потом валялись на песке, ели хлеб с черешнями и снова купались.
— Вы как хотите, а я буду загорать, — сказала Тоня и легла, раскинув руки, точь-в-точь чайка на ее купальнике.
Генка с Сашей ловили крабов, для которых Алла рыла колодец в песке, чтоб не подохли от жары.
— Дождя бы не было, — вдруг заметил Саша.
В самом деле, со стороны города плыла огромная, в полнеба, туча.
— Какой там дождь, — лениво ответила Тоня.
Она приподнялась, увидела бредущих вдоль моря курортников и села, завернувшись в полотенце.
Курортники с интересом уставились на Тоню. А один — толстый дядька в панаме — так зазевался, что нечаянно, прямо в туфлях забрел в воду.
Ребята расхохотались.
— Пошли, что ли, — резко оборвала их смех Тоня. — Сейчас польет, наверное.
Брови
И сразу стало невесело.
Только встали, как начался дождь, крупный и сильный. Расхватали вещи и кинулись бежать.
Суматошно метались взъерошенные пляжники, прикрываясь от дождя зонтами, как только что ими же они прикрывались от солнца.
Генке давно уже хотелось пить. Он на берегу открыл рот и стал ловить ускользающие капли. И сразу вспомнилось, как весело смеялась Сима, когда он вот так же точно ловил губами из банки ягоды.
Генка скачками догнал Сашу, отнял у него дырявое ведро, напялил на голову и подскочил к Тоне:
— А ну постой.
Та остановилась.
Генка, важно выпятив живот, косясь на нее, сделал круг.
Тоня пригнулась от смеха.
— Ты что?
Генка и сам не знал — что, зато все снова засмеялись, и Тоня тоже.
Вдруг, точно с неба, грянул оркестр. Сколько было людей на пляже — все повернулись в одну сторону.
На штабелях строительного ракушечника под проливным дождем, в одних трусиках разместились отчаянные музыканты и дули в свои серебряные и медные трубы.
Горохом покатилась к оркестру малышня. За ними — взрослые.
А через минуту уже шлепался волейбольный мяч, танцевали мокрые пары. Все радовались небывалому развлечению.
— Здорово!
Ища, с кем бы поделиться, Генка обернулся и увидел счастливые лица Тони и Аллы. Сашки не было. Он стал искать его и не мог найти. Потом увидел маленькую одинокую фигуру на берегу. Она удалялась прочь от них, и в руке у нее было ведро с оторванной дужкой.
Генка бросился догонять его.
— Сашка-а! — кричал он.
Сашка наконец остановился, ждал, когда подбежит запыхавшийся Генка.
— Ты что ушел?
Саша не смотрел на него.
— Не люблю я.
— Чего не любишь? Духовой оркестр? Вот чудак.
— У меня отца хоронили… с духовым.
Генка пытался представить, как его собственный отец… Нет, нет, о таком нельзя даже думать.
Они медленно пошли домой.
— Семь лет мне было, — говорил Саша, — не маленький, а вот почему, скажи, я его не помню совсем? Как хоронили, как музыка играла — помню, а больше ничего. И хоть бы одна фотография. Ничего нет.
— А почему он… Саш? — осторожно спросил Генка.
— Рак у него был.
Дождь кончился, но в городе на неровном асфальте поблескивали лужи. Саша неожиданно поскользнулся и выронил ведро. Оно загремело и покатилось по мостовой. Генка посмотрел, как Саша бежит за ним.
Наверное, трудно им без отца, одна мать работает. Вспомнил, что дома у него большая коллекция марок, которая валяется в шкафу никому не нужная.
— Саш, ведро-то зачем? То есть деньги… купить что-нибудь?