Красная рябина
Шрифт:
— Сама. Только это не платье — брючки.
Все-таки она подстерегла Сашку. Генка видел, как они разговаривали. После этого она, так и светясь вся, подбежала к Генкиному окошку:
— Пошли с нами цирк смотреть.
Какой цирк, Генка не спросил, он быстро выскочил из дома.
Оказывается, на пустыре выстраивался цирк шапито.
Скоро должны были приехать артисты из Таллина.
Генка ехал, шумно восхищался, как ловко пятеро рабочих сооружают каркас, какие
Алла тоже ехала, заглядывала Саше в лицо и дергала за руку, чтобы он повернулся туда, куда показывает Генка. Вернулись домой, и тут их ждала новость.
— Алк! За тобой приходили! — крикнула Тоня.
— Кто? От бабушки?
— Ага.
Все знали, что Алла должна уехать на зиму в Харьков: ее мать ждала маленького, и дед с бабкой приглашали внучку к себе. Но весть свалилась неожиданно.
— Когда, Тонь, сегодня, да? — жалобно спросила Алла.
— По-моему, завтра едут.
И вдруг оказалось, что всем не хочется расставаться с этой маленькой тихой девочкой.
— Я тебя провожу, — сказал Саша.
— И я, — откликнулся Генка.
— С ночным уезжают, — заметила Тоня, поглядывая на Генку.
— Ну и что ж.
Провожали Аллу одни ребята. Полина Васильевна, мать Аллы, плохо себя чувствовала, и отец остался с ней дома.
Тусклые фонари неровно освещали платформу. Было многолюдно, и их все время толкали, задевали корзинами с фруктами, чемоданами.
— Саш, Ген, пишите мне, — просила Алла.
Она крепко держала их за руки, пока Тоня устраивала в вагоне ее вещички.
— Напишем. Ты тоже пиши, а мы обязательно напишем, — утешал ее Саша.
И Генка с благодарностью отметил это «напишем», объединяющее их.
Алла пожала всем руки и влезла в вагон. Она сразу же высунулась из окна. Ребята снизу смотрели на нее. Им видно было, как она изо всех сил удерживается, чтобы не заплакать.
— Скоро приедешь. Зима быстро пролетит, а там приедешь.
— Саш, — всхлипывая, спросила Алла, — а вы помирились с Генкой?
— Конечно, помирились. Завтра опять за мидиями пойдем. Пойдем ведь? — спросил он Генку.
— Пойдем, конечно, — заторопился Генка. — Знаешь, сколько наберем! А я камушки тебе буду собирать. Как попадется красивый, так и возьму. Матери твоей отдам.
— Камушки я с собой взяла, — печально отозвалась Алла. — Ты скажи маме, чтоб в синенькую коробочку складывала, а то потеряются.
Без сигналов поезд тронулся и медленно пошел вдоль платформы.
Алла наполовину высунулась из окна и двумя руками махала бегущим за поездом ребятам. Видно, ее кто-то тащил от окна, потому что она странно дергалась и все махала, махала…
Вот уже замелькал красный огонек последнего вагона.
— Пошли.
Они вышли из вокзала и по темным улицам молча
— А-уу!
И подъезд невесело откликнулся: «У-у-у».
…Утром Генка с матерью пошли на рынок.
— Надо бы варенья абрикосового сварить.
Они подошли к грузовику, на котором сухая быстрая женщина продавала абрикосы.
— Мне килограммов восемь, — попросила мать.
Женщина взглянула на нее и тихо ахнула:
— Надя!
Мать подняла голову, стала всматриваться.
— Это же я… Дора.
— Не может быть, — прошептала мать. — Дора?
Женщина быстро спрыгнула с машины, потянула мать в сторону. Смеясь и плача, они обнимали друг друга, целовались.
— Как же ты? Откуда здесь? — утирая слезы, спросила мать.
— В совхозе работаю, в Копанях.
— А дети? Как Игорь, Олег, Зиночка?
Дора потемнела.
— Не знаешь? Нету детей. Мальчиков в Германию угнали, так и пропали, а Зиночка умерла.
— Я не знала, — растерянно сказала мать. — Я ничего не знала.
— Я писала, да письма вертались обратно.
— Так дом-то наш разбомбило. А там я замуж вышла, уехала.
— Сестры живы?
Они начали рассказывать друг другу, как скитались, как жили во время войны. И все время повторялось одно и то же: Вася, Васечка.
Генка знал, что Вася — это дядя Вася, мамин брат, который погиб в войну. Он видел фотографии красивого молодого летчика. Смутно начал вспоминать, что у дяди Васи было трое детей и мать разыскивала их и никак не могла найти.
— Мама, — позвал он.
— Дора, — воскликнула мать, — это ж мой сын!
— Сын? — всплеснула руками Дора. — Батюшки, у тебя сын?
Она взяла Генку за плечо, подтянула к себе:
— Тебе как раз столько было, когда я тебя последний раз видела, а уже сын…
— Он немножко на Васю похож: глаза, губы. Правда? — спросила мать.
— На Игоря моего немножко…
Шершавой рукой она погладила Генку по щеке, прижала к груди.
— Время-то идет!
— Да, — вздохнула мать. — Я помню, какая ты в молодости была. Целый день пела.
— Помнишь? — обрадовалась Дора.
— Конечно, помню. Помню еще, как вы с Васей все боролись — кто кого. И всегда ты сильнее оказывалась.
— Счастливая я была. Ох и счастливая! — грустно сказала Дора.
— А теперь как? Так одна и живешь?
Тетя Дора неожиданно покраснела.
— Страшно одной было. Ни семьи, ни дома.
— Ну и правильно, — сказала мать. — Что же себя хоронить раньше времени. Прошлого не воротишь. Человек-то хороший хоть?
— Работящий, серьезный. Хороший человек. Дом у нас, сад… И словно спохватилась: — Поедем к нам!